– Господь всемогущий, она кажется такой далекой, – прошептала Клоринда.
– Она и впрямь далекая, – отозвался Танкред. – Сами подумайте: «Святой Михаил» летит со скоростью света и все же нам потребуется почти пять земных лет, чтобы завершить полет!
– Эти цифры находятся за пределами моего понимания.
– Да, по сути, это геройство. – Лицо Танкреда снова омрачилось. – И мы совершаем этот подвиг, демонстрируем такую изобретательность, пересекаем бездны пространства с такой стремительностью лишь с единственной целью… Нести смерть. Мы приближаемся не к скорости света. Скорее к скорости мрака.
Клоринда посмотрела на него в полутьме коридора. Она едва видела его глаза, но догадывалась, что они задумчиво устремлены вдаль, в океан звезд. И тихонько ответила:
– Я понимаю ваши сомнения, Танкред. Но мы прежде всего орудия Божьей воли. Мы должны заставить почитать христианские храмы, где бы они ни находились, потому что все они часть дома Господа. Даже если ради этого мы должны стать носителями Его гнева.
– Да, конечно. Я знаю.
Клоринда нежно взяла его лицо в свои ладони и снова поцеловала. Но на этот раз поцелуй был долгим, и они отдались ему полностью, а отсветы только что увиденных звезд все еще сияли под их веками, словно и сами они неслись внутри Млечного Пути. Потом они медленно отстранились друг от друга, и Клоринда выдохнула:
– До скорой встречи, Танкред.
Он смотрел, как она уходит по коридору, как очертания ее едва освещенного ночниками силуэта постепенно растворяются, пока она совершенно не исчезает в темноте.
Было почти три часа ночи, когда Танкред дошел до сектора кают, однако он не испытывал ни малейшей усталости, напротив – благодаря прошедшему вечеру его обуревало восторженное возбуждение.
Все еще во власти чар Клоринды, распаленный воспоминаниями о молодой женщине, Танкред ощущал, как при одной мысли о двух поцелуях, которыми они обменялись, у него сердце рвется из груди. С тех пор как он вступил в возраст, когда появляется интерес к противоположному полу, у Танкреда было немало женщин, чьи прелести порой привлекали его, но ни одной не удавалось покорить его, как это сделала Клоринда. Он чувствовал, что околдован. Стоило ему подумать о ней, как происходил такой мощный выброс адреналина, словно он в разгар сражения оказался на поле боя. Никогда еще он не испытывал чувства столь сильного, неодолимого и волнующего. И он понял, что влюбился. Для него это было внове.
Отныне для него не было ничего важнее итальянки; его единственным желанием стало снова оказаться рядом с ней, нравиться ей или вызывать восхищение. С момента, как их пути пересеклись, она почти постоянно занимала все его мысли – до такой степени, что даже расследование смерти Вивианы отошло в его голове на второй план. Он с такой отчетливостью осознал это, что невольно замер на месте. И ему никак не удавалось определить, был ли этот новый для него опыт благом или же грозил неведомой опасностью…