Он нашёл меня лежащей на холодном кафельном полу в ванной: мне оставалось жить, быть может, ещё минут пять.

Говорят, я не могла проснуться двое суток, хотя мне сделали промывание желудка по всем правилам официальной медицины и поставили очищающую капельницу.

У меня была сломана кисть руки и разбита голова: падая, я ударилась лбом об острый край шкафа.

Меня лечили все, кому не лень. Таджичка Шику пела гортанным голосом песни на своём языке и каждое утро выгоняла через форточку «злых духов уныния», чтобы они не терзали мою израненную душу.

Лесовичок делал горькие отвары и поил меня из деревянной пиалы, нашёптывая какие-то заговоры. Я молча пила и глотала всё, что мне предлагалось. У меня не было сил, чтобы спорить и сопротивляться.

— Болезни тела вылечить куда проще. А вот болезни духа — вещь посерьёзнее… Ну ничего… и это тоже пройдёт. И не таких ещё на ноги поднимали, — с видом знатока заявлял Лесовичок.

Мисс Магда заходила, садилась у изголовья моей кровати и гладила меня по голове как ребёнка, тихонько вздыхая.

Мне было стыдно, и я не желала ни с кем разговаривать. Никто меня не доставал разговорами о том, что я сделала.

Я всё равно не хотела жить. Мне хотелось уйти. Подальше от этого жестокого мира — туда, где я наконец-то обрету долгожданный покой. Словно что-то высосало из меня всю жизненную энергию. Я чувствовала, что впереди у меня будет ещё очень много страданий, к которым я была не готова. И сил на новую борьбу у меня тоже не было.

Бальдерика Рэя я не видела. Он ни разу не зашёл ко мне, хотя я знала, что он находится в городе. Однажды мне почудилось, что его фигура промелькнула в коридоре из-за неприкрытой двери. Не знаю, испытывала ли я к нему чувство благодарности за то, что он вырвал меня из почти сомкнувшихся объятий смерти. Наверное, нет. Скорее, раздражение и досаду оттого, что он вмешался в мою судьбу и решил за меня — жить мне или умереть. Хотя я выбрала второе. И если бы не он, то сейчас мне уже могло быть так легко…

— Ты станешь ещё сильнее, чем была, — грустно сказал барон Беллингаузер, навестив меня в числе прочих. — Но теперь, что бы ни случилось, ты уже никогда не сможешь стать прежней…

— Да, не смогу… — согласилась я, окончательно утвердившись в убеждении, что моя жизнь закончена и впереди меня не ждёт ничего хорошего.

Через неделю я решилась уйти домой.

Я долго смотрела на разбитое балконное окно и засохшее кровавое пятно на кафеле в ванной, разбросанные в беспорядке вещи — и не могла понять, как всё это безумие могло произойти со мной…

Вымыв пол одной рукой, я набрала номер диспетчерской.