Проснулась я только через несколько часов от того, что мои зубы стучали от холода. Я с удивлением потрогала окна, покрытые инеем, и увидела гаснущие на небе звёзды.

Утренний рассвет осветил передо мной местность: красно-жёлтые наряды деревьев и золотые купола церкви… «Господи! Это же знак! Вот, что мне нужно! Здесь моё спасение», — подумала я, включая зажигание и сразу печку. Брр… Как же холодно!

Доехав до дома, я обнаружила, что лифт не работает, и с трудом поплелась пешком по лестнице на третий этаж, спотыкаясь об ступени. Мне было очень плохо. Едва войдя в квартиру, я побежала в туалет, где меня тут же вывернуло наизнанку. Потом я упала на кровать прямо в одежде и забылась тяжёлым сном без сновидений.

***

— Покрой голову, девочка, — сказала мне немолодая женщина, когда я перешагнула порог церкви — той самой, которую случайно увидела вчера с холма на рассвете.

Я накинула на голову шарфик и робко прошла внутрь. Вечерняя служба закончилась, и в это время в храме уже почти никого не было, кроме священника, произносившего последние слова молитвы возле алтаря, а также одной служительницы, протиравшей иконы и подливавшей масло в лампадки.

— Ты что-то хотела, дочь моя? — обратил на меня внимание священник, закончив свою молитву. Он был достаточно молод — не более тридцати пяти лет на вид, — и я не нашла в выражении его лица ничего отталкивающего: никакого осуждения, скуки или усталости от необходимости вновь выслушивать чужие проблемы. Подобный взгляд бывает у людей доброжелательных и адекватных, не склонных к мракобесию. Я решила, что не ошиблась, зайдя именно в эту церковь.

— Нет… То есть… да. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне нужно поговорить с вами, — я ужасно волновалась, и мне трудно было подобрать нужные слова.

— Я внимательно слушаю тебя, — сказал священник, в его глазах по-прежнему отображалось участие и искреннее желание узнать, что меня волнует.

— Только пообещайте сохранить в тайне то, что я вам расскажу.

— Тайна исповеди. Ты ведь хочешь исповедоваться?

— Даже не знаю, так ли это называется, но, возможно, я, скорее, хочу что-то понять для себя или получить оценку со стороны кого-то вроде вас. В любом случае этот разговор не предназначен для посторонних ушей, — я покосилась на женщину.

— Валентина, пожалуйста, — попросил он уборщицу. Та, молча взяла тазик с водой и перешла в соседнее помещение.

— Ну вот, теперь мы остались одни. Можешь рассказать, что у тебя на душе.

— Понимаете, мне кажется… Точнее, я почти уверена, что во мне есть что-то нехорошее…

— Все люди грешны, — заметил он.