Потеряв интерес к Марку Анатольевичу, она отвернулась и стала пристегивать малышам на их курточки красные звездочки с изображением кучерявого мальчика.
А вторая, та, которая держала за золотую уздечку единорога, что-то прошептала животному. Тот наклонил голову так, что рог принял горизонтальное положение, и стукнул по брусчатке копытом. Тотчас же из нее в небо взлетела радуга, выгнулась дугой над Кремлем и ушла другим своим концом куда-то за горизонт.
И снова никто на Красной площади — зеваки, иностранные туристы, полицейские — не обратили на происходящее вообще никакого внимания.
Марк сделал шаг назад, другой, потом повернулся и побежал.
Так страшно ему не было даже в тот день, когда он включил телевизор и узнал, что в стране произошел переворот, и что власть перешла в руки некоего ГКЧП. Да и страх тот был совсем иного рода, не говоря уже про то, что длился он очень недолго.
А вот сейчас происходило что-то совершенно непонятное. Лавкрафт, Стивен Кинг, какой-то ужас, который, казалось, выполз из зиккурата, хранившего забальзамированное тело когда-то кучерявого мальчика.
В себя Марк Анатольевич пришел в каком-то незнакомом месте. Мимо деловито шли люди, рабочие-таджики привычно перекладывали плитку, куда-то несся нескончаемый поток машин.
Марк Анатольевич оглянулся.
Радуга все так и висела над Москвой.
Тут Марк вдруг вспомнил свою покойную бабашку, которая рассказывала ему в далеком-далеком детстве сказки. Или, что чаще, что-то религиозное.
Ангелы диктатуры пролетариата. Начало
Ангелы диктатуры пролетариата. Начало
Учитель даже не стал надевать железный панцирь, который любовно выковали ему накануне мастера из квартала ремесленников.
— Нет нужды, — сказал он, поблагодарив. — Нет такого оружия, которое может поразить вестника Божьего.
Хромой Ленц попытался последний раз:
— Учитель, подкоп уже почти готов. Ты ударишь по рыцарям, они ввяжутся в бой и тут сзади выйдем мы, таким образом, рыцарская конница окажется между молотом и наковальней. Мы перемолотим их в прямом смысле. В фарш.