— Но… — продолжал Теодор, догоняя его. Мы, не сговариваясь, направились следом. — Но я ведь думал… разве нельзя было как-нибудь…

— Иначе он бы их убил.

— Но вы хоть понимаете, что вы сделали? — прошептал библиотекарь, останавливаясь и глядя на него с ужасом. — Ведь после появления… как его… вы же сами говорили, я слы…

— Иначе он убил бы их! — заорал Веслав, разворачиваясь к нему. — Чего надо еще, а? Не устраивает вас такое спасение вашего мира — изобретайте машину времени, спасайте иначе! Да что вы претесь за мной все, честное слово… дайте мне хоть подумать!

Джипс остановился в двух метрах, но замолчать не пожелал.

— Меня устраивает, — тихо сказал он. — Я благодарен, разумеется… но разве последствия…

— Страданий от меня ждете? — тихо поинтересовался Веслав и не в первый раз во время наших миссий изобразил русскую комбинацию из трех пальцев. — Нате вам и жалость, и раскаяние. И не пробуйте даже вякнуть, что я это сделал бездумно. Сто раз все обдумал по пути. И если бы был второй шанс — поступил бы так же.

Он с ненавистью взглянул на свою чересчур черную тень и зашагал обратно в лес, сильно припадая на правую сторону. Видимо, только сейчас вспомнил о своей ноге. Глядя ему вслед, я с трудом задавила в себе угрызения совести.

— Вот и свершилось, — задумчиво заговорил за моей спиной Йехар. — Проклятие Горького Родника свершилось. Он мог стать причиной твоей смерти — или отречься от себя, и выбрал второе, — короткое раздумье и вслед за этим простой вывод: — Я так и думал, что он это выберет.

Эдмус и Виола нас оставили. Им нужно было найти посреди этой ныне пустынной местности оставшихся аномалов — если удар Синона не зацепил и их. Виолой же двигало еще и естественное желание скорее увидеть отца.

Я не могла сдвинуться с места. Смотрела туда, где не было видно уже даже тени. И подозревала, что Йехар, кровный брат Повелителя, тоже чувствует себя не слишком радостно по поводу такой развязки.

— Ты стал к нему относиться гораздо мягче с тех пор, как узнал, кто он, — я должна была заметить это уже давно, но то ли времени не было, то ли я была слишком поглощена собственными метаниями. Зря. Метаться глупо.

— Да.

— Почему?

— Представь, что ты поднимаешься вместе с каким-нибудь человеком по бесконечной лестнице. И сердишься на него за то, что он то недотягивает, то отстает… «Ты не стремишься вверх!» — упрекаешь его ты и пылаешь праведным гневом. И вдруг замечаешь, что на плечах его неподъемный груз, и если бы хоть малая толика этого груза легла на твои плечи — ты упал бы, слетел бы до самой земли. А он всё еще идет. Он все еще борется. Даже сейчас, когда тяжесть возросла стократ.