Остаток дня был бы для Линден воплощением благодати, когда бы не горькая память о загубленном дереве. Однако Анделейн с его благословенной кротостью, радостным изобилием зелени являл собою подлинное торжество жизни — естественной, здоровой и прекрасной. Алианта и ключевая вода, чистый воздух и ароматы цветов наполняли ее жизненной силой. Через некоторое время к ней и Ковенанту присоединились вылезшие из-под развесистой ивы Первая и Красавчик. В волосах Великанов застряли листья, глаза их загадочно и довольно поблескивали. При виде друзей Красавчик разразился смехом, напоминавшим его прежний смех, жизнерадостный и беззаботный. Первая встретила их столь редкой на ее прекрасном, но суровом лице улыбкой.

— Вы только взгляните на себя, — с шутливым укором промолвила, поддразнивая Великанов, Линден, — что за стыд. Эдак вы и сами не заметите, как обзаведетесь младенцем.

По лицу Первой промелькнула тень, но Красавчик весело фыркнул, а потом с деланным неудовольствием пробурчал:

— Убереги нас Камень и Море. Ребенок, рожденный этой женщиной, наверняка выйдет из чрева со щитом и мечом. Разве можно зачать эдакое чудо в беззаботном веселье?

Первая нахмурилась и, скрывая смех, пробормотала:

— Потише, муженек. Или тебе недостаточно того, что один из нас явно спятил?

— Достаточно? — воскликнул он. — С чего бы это? Я не прочь повторить. Мне это пришлось по нраву.

— Айе, — прорычала Первая в деланном раздражении. — Конечно. Что тебе не по нраву, так это сдержанность и благопристойность. Ты сущий бесстыдник.

Видя, что Ковенант улыбается шуточкам Великанов, Линден и сама расцвела от удовольствия.

Однако она все еще помнила о предсмертной агонии дерева, да и исчезновение Финдейла не могло не тревожить: кто мог сказать, что еще придет ему в голову. Вдобавок — об этом не хотелось и думать — уход Лесного старца неизбежно должен был как-то сказаться на Анделейне, да и цель их похода оставалась прежней. Причем она так и не смогла уяснить, чего же рассчитывает Ковенант добиться, встретившись с Презирающим. Каер-Каверол как-то предрек, что именно ей предстоит пробудить мрачные тени. Она искренне радовалась и за Красавчика, и за Ковенанта, которому беззаботное веселье Великанов явно поднимало настроение, — но слов Лесного старца не забывала.

Когда над Анделейном стали сгущаться сумерки, Линден ощутила легкую дрожь тревоги. Ночью по Холмам бродили Умершие. Старые друзья Ковенанта, разделявшие с ним память о прошлом, в котором ее не было, женщина, которую он изнасиловал, и дочь этой женщины, любившая его и в безумном желании отвратить от него рок нарушившая Закон Смерти… Линден не желала встречаться с этими величественными тенями. Они воплощали минувшее, и ей не было среди них места.