— Они не могут поделиться с нами своим знанием. Ибо оно устрашило бы нас. — Он сидел, прислонившись спиной к дереву; обретенная в огне решимость не принесла ему, однако, покоя. — Это хуже всего. Они знают, что нас ждет, знают, что нам придется худо. Но узнай об этом мы, хватит ли нам мужества, чтобы пройти свой путь до конца? Невежество может порой послужить источником смелости и таким образом принести некоторую пользу.

Говорил Ковенант убежденно, так, словно верил сказанному. Однако по тону его можно было догадаться, что сам он отнюдь не пребывает в благодатном неведении относительно собственного будущего.

Великаны приумолкли, не выражая согласия с высказанным утверждением, но и не пытаясь опровергнуть его. Печальные звезды мерцали в тусклом серебре лунного света. Над Холмами сгущалась ночь. За ликующей полнотой здоровья и жизни Линден чувствовала нотку грусти — Анделейн оплакивал Лесного старца.

«…Устрашило бы нас, — повторила она про себя. — Неужто его намерение столь ужасно, что устрашило бы нас?»

Однако она не считала возможным спрашивать его об этом, тем более сейчас, в присутствии Великанов. Ей было совершенно ясно, что он нуждается в уединении. К тому же она слишком устала для того, чтобы сосредоточиться. Казалось, что ночь, заряжая ее энергией, шепчет ее имя, прогоняя прочь беспокойное ожидание и, словно бы приглашая ее прогуляться. Никаких признаков появления Умерших Линден не ощущала. Ее видение воспринимало лишь тонкую, дремотную красоту Холмов.

В ней росло странное веселье — хотелось бегать вприпрыжку, кувыркаться в сочной траве, погрузить себя в незапятнанную темноту Анделейна. Казалось, это бесхитростное веселье — способ очистить ее кровь от иной тьмы, тьмы, питаемой Солнечным Ядом.

Линден вскочила и, стараясь не встречаться со спутниками взглядом, заявила:

— Я скоро вернусь. Хочется побольше увидеть — Анделейн так прекрасен.

Холмы звали ее, и она откликнулась на призыв, со всех ног припустив на юг.

Оставшийся у золотня Красавчик вытащил свою флейту, и вдогонку ей понеслась музыка, то резкая и прерывистая, то мелодичная и нежная. Великан пытался подобрать мелодию, исходившую от Каер-Каверола.

В какой-то миг это удалось ему — или почти удалось, — и утраченная песнь пронзила Линден печалью. А затем она словно обогнала музыку и погрузилась в чудесную ночь Анделейна.

Лесной старец сказал, что она пробудит мрачные тени, и Линден невольно подумала о своих отце и матери. Ненамеренно, не сознавая, что делают, они сделали ее причастной и к самоубийству, и к убийству. Но сейчас Линден призывала их.