– Пришли. – Карл положил руку на плечо Джулии.

– Но я ничего не чувствую? – Она удивленно посмотрела на нас. – Я не слышу приближение Феникса! Я не превращаюсь!

– Может, этого не потребуется. – Морей заговорил с ней мягким, чуть ли не отеческим голосом. – Может, нужно, только наше присутствие, а там… – Он кивнул в глубь залы, где возвышался каменный алтарь. – Там все поймут.

– Но я думала, что это испытание для всех нас, – неуверенно предположила сестра; казалось, что она смертельно боится пройти по этому полу и придумывает разные предлоги.

– …Не хотите же вы сказать, что спасение мира зависело от того, заберемся ли мы на эту колокольню? Нет, тут что-то не так!

– Может, они начнутся прямо сейчас? – Ангелика посмотрела на своего рыцаря долгим, нежным взглядом. – Адам Трорнт, если мы останемся в живых, я приму твое предложение. – Она ступила на черное зеркало и подала руку Джулии. – Собраться всем вместе, очутиться на «Святом острове» и подняться сюда – уже серьезное испытание и не каждому по плечу.

Королева покорно вздохнула и подошла к алтарю. Я чувствовал, как все ее существо противилось происходящему, казалось, она говорила: «Ну ущипните же кто-нибудь меня! Разве не понятно, что я сплю!»

Мы обступили алтарь. Я подумал, что, возможно, стоит постороннему дотронуться до его черной, отполированной временем поверхности – и он тут же разорвется на куски, унося вместе с собой прямо в жадный зев бездны наш хрупкий и легкий мир. Мир – воскресный золотой воздушный шарик в руках моей сестры. Такие же или почти такие же мысли посещали и моих спутников. Но я как летописец старался их не столько услышать, сколько придумать.

С того самого дня, как я впервые узнал о существовании весов добра и зла, я не переставал задаваться вопросом – какие они из себя – чаши в руках слепой богини? Хрустальные туфельки Золушки? Игольное ушко – как единственный верный путь в рай? Распустившаяся ветка в руках Иосифа? Что будет мерилом правды? И вот теперь – детектор лжи в виде черного алтаря?

Джулия посмотрела на всех нас, подбадривая, а может, прощаясь, и положила руку на камень.

«А знает ли она, с какой нужно стороны?» – запоздало испугался я, вспомнив улитку Кэрролла.

В зале стало свежее, и из-под алтаря начал пробиваться солнечный свет. Один за другим мы присоединялись к беззвучной молитве Феникса. Алтарь зашатался, как стол на спиритическом сеансе, и вдруг с грохотом провалился вниз, увлекая за собой несколько мерзких пней и булыжников. Где-то там у нас под ногами вставало новорожденное солнышко, еще крошечное, неоперенное, с веками без ресничек, оно поднималось медленно, удивленно, словно должно было запомнить все подробности этого дня, до мельчайших черточек. Мы гладили его, радуясь как безумные.