Какой-то прыщавый мальчик рыхлил мотыгой огород. Он с изумлением уставился на Бруту, когда тот попытался отобрать у него мотыгу, и настолько оторопел, что некоторое время наотрез отказывался выпускать из рук инструмент.

— Я все-таки епископ, — сказал ему Брута. — Кроме того, я некоторое время наблюдал за тобой — ничего ты не умеешь. Пойди и займись чем-нибудь другим.

Брута с яростью набросился на сорняки. Его не было всего несколько недель, а вся земля покрылась зеленым ковром.

«Ты стал епископом. Потому что был хорошим. И есть железная черепаха. На тот случай, если станешь плохим. Потому что…»

…В пустыне были два человека, но Ом разговаривал только с одним.

Раньше он этого не понимал.

Ом разговаривал именно с ним. Да, надо признать, он говорил не совсем то, что приписывали ему пророки. Возможно, он вообще не говорил ничего из того, что ему приписывают…

Брута дошел до конца борозды, после чего переключился на фасоль.

Лю-Цзе внимательно следил за ним из своей хижины, полускрытой среди земляных куч.

Еще один амбар. За последние дни Бедну довелось посетить немало амбаров.

Они начали с телеги и целую уйму времени потратили на то, чтобы максимально уменьшить ее вес. Основной проблемой стал привод. Его устройство пришлось обдумывать особенно тщательно. Шар хотел вращаться значительно быстрее, чем соглашались вращаться колеса. Возможно, это была какая-то изощренная метафора.

— И я не могу заставить ее ехать задом! — воскликнул он.

— Не волнуйся, — успокоил его Симони. — Задом ехать и не придется. Как дела с броней?

Бедн расстроенно махнул рукой.

— Это деревенская кузница! Длина машины двадцать футов. Захарос способен делать пластины только несколько футов длиной. Я пытался приколотить их к раме, но она разваливается под их весом.

Симони посмотрел на скелет паровой тележки и сложенные рядом пластины брони.

— Ты когда-нибудь бывал в бою, Бедн? — спросил он.

— Нет. У меня плоскостопие. К тому же я не слишком силен.

— А тебе известно, что такое «черепаха»?