И тогда Руфрид разрыдался.

Со стоном он придавил девушку к кровати; Танфия укачивала его, примостив голову на его груди, поглаживая юношу по волосам, пока бессловесные его всхлипы не сменились тихим шепотом: «Линден, Линден, Линден…».

Позже, когда скорбь его унялась, Руфрид замолк снова, откинувшись на подушки и недвижно глядя в потолок. Танфия продолжала гладить его, не замечая, как текут из-под ее ресниц слезы. Он заснул, а она бодрствовала в его изголовье. Пару часов спустя, проснувшись внезапно, он заявил:

– Мне пора.

– Не уходи.

Но он все равно встал, не глядя на девушку, молча облачился в мятую одежду.

– Лучше мне уйти. Ты хочешь быть с Сафаендером, а я хочу побыть один.

Ошеломленная, она отпустила его.

Поутру она увидела, что он ушел не только из ее комнаты – он покинул дом, забрав все свои пожитки. Обыскавшись его по всей вилле, девушка остановилась на веранде, пытаясь собраться с мыслями. Ее разрывало изнутри. Она все еще любила Руфрида, и Сафаендера не могла бросить… Во святое имя Брейиды, что же делать?

Там и нашел ее Сафаендер.

– Я скучал по тебе вчера, – признался он, обнимая ее. – Поделился бы с тобой парочкой замечательно красочных кошмаров.

– Ох, Саф… – Она уже хотела признаться ему в случившемся – и не смогла. – Ты в порядке?

– Насколько могу быть, зная о себе то, что знаю.

– Руфрид пропал, – сказала она. – Поможешь его отыскать?

Сафаендер устало вздохнул.

– Не могу. Ко мне придут гости – все, кто был связан с театром… то есть все, кто выжил. И тебя я хотел пригласит. Или Руфрид не в силах за собой присмотреть?

На собрании труппы девушка ощущала себя чужой. Дом Сафаендера наполнился внезапно какими-то чужими людьми, и все они знали друг друга, и предъявляли какие-то права на ее любимого, и отдаляли его. Танфия усомнилась, сможет ли она стать частью этой жизни, да и захочет ли. Такой бесцельной казалась их суета, когда Изомира томится в камере, а Руфрид страдает. Но для самого Сафаендера это копошение вовсе не было бессмысленным – он пытался собрать по кусочкам прежний свой мир и понять, возможно ли вернуть его. И Танфии казалось, что у нее не наберется сил поддержать его в этом.

Она получила все, о чем мечтала. Теперь она готова была расстаться с этим, чтобы только раз увидать отца и мать, и натолкнуться на Линдена с Изомирой, безмятежно любящихся на прогретом солнцем лугу.

Изомира видела сон.

В камере ей спалось легко и крепко. Она привязалась к грубому рыжеватому известняку стен, простому платью, суровому распорядку. Двери ее обиталища растворялись, лишь чтобы пропустить одну из доброжелательных тюремщиц, или Танфию, ежедневно навещавшую сестру. Никаких сомнений, никаких безумных страстей. В тюрьме Изомира ощутила вкус безопасности. Роскошь оборачивалась для нее только горем.