И он действительно сконцентрировался. Он изгнал из своего сознания все мысли и желания, не относящиеся к делу. Он перестал обращать внимание не только на зрителей, но и на своего противника. Он не думал ни о выигрыше, ни о проигрыше, ни о белых кудрях и бриллиантовых запонках Воздушного Акробата, ни о времени суток, ни о том, где он оказался, ни о бильярде. Для него существовала теперь только геометрия. Посредством ее простого языка Бог учил его тем же законам движения, которым следовали плавно скользящие по своим траекториям планеты. Хардести оценивал расстояния и углы не только глазами, но и каждой клеточкой своего тела, чьи мышцы должны были передать кию должный импульс.

Игроки внимательно наблюдали за его приготовлениями и чувствовали исходивший от него жар. Они заметили в его глазах странный блеск и поняли, что Воздушный Акробат на сей раз может попасть впросак. Вокруг стола собралось не меньше полутора сотен зрителей, некоторые из них забрались на соседние столы. Впрочем, для Хардести существовало теперь только зеленое поле, освещенное ярким светом висевших прямо над столом ламп, похожих на двойные звезды.

Он прицелился и сильным ударом послал шар к противоположному борту. Шар с оглушительным треском отскочил от него и, быстро теряя скорость, под одобрительные крики зрителей медленно-медленно прокатился мимо шара Воздушного Акробата, легко коснулся борта и остановился. Не обращая внимания на царящий в зале шум, Хардести стал готовиться к началу партии. И он, и его соперник играли вовсе не на деньги – речь шла о чем-то куда более серьезном.

Вокруг стола находилось уже никак не меньше двухсот зрителей, которым происходящее представлялось чем-то вроде петушиного боя. Разноцветные шары, образовавшие правильный треугольник, напомнили Хардести пасхальные яйца. Он отогнал от себя эту мысль, и ему на ум тут же пришел иной образ: шары стали казаться ему сгрудившимися в кучу планетами. Он должен был очистить от них просторы саванны. Но разве мог он это сделать? Хардести так разволновался, что ему приходилось то и дело вытирать потные ладони о брюки.

Большая часть зрителей ставила на Воздушного Акробата, к которому, судя по всему, вновь вернулась былая уверенность. Хардести почувствовал, что он вот-вот заплачет, и, желая скрыть навернувшиеся на глаза слезы, посмотрел на висевшие над столом яркие солнца. Свет их неведомо почему вызвал у него в памяти собор в Норт-Бич, где над входом были вырезаны слова:

Господня слава всюду разлита По степени достоинства вселенной.