Когда голоса раздались совсем рядом, Аврелия от страха вцепилась острыми ногтями в запястье Элистэ. Но вот шаги начали удаляться, голоса сделались тише. Элистэ высвободилась, прокралась к оконцу и выглянула. Через несколько минут народогвардейцы вышли из «Приюта лебедушек» с пустыми руками и отправились дальше в поисках более удачливого места. Элистэ привалилась к стене и минут десять простояла, словно окаменев.

Мышиная норка, несомненно, имела свои достоинства. Во всем Шеррине, пожалуй, не сыскать было второго убежища, столь же бесподобно укрытого и отвечающего своему назначению. Но и самое лучшее убежище оказалось небезопасно, как то со всей очевидностью выяснилось на протяжении ближайших нескольких суток, когда Принц во Пух вспугнул целых трех гнид Нану – двух в кондитерской и одну на кухне. Мороз отнюдь не являлся помехой этим тварям, более того, число их, судя по всему, возрастало. Трех обнаруженных песиком лазутчиц раздавили на месте, но можно было не сомневаться, что в скором времени появятся новые. И долго ли ждать, когда одна из них ускользнет от бдительного Пуха? А это рано или поздно должно было непременно случиться, и уж второй обыск в «Приюте лебедушек» народогвардейцы проведут куда с большей дотошностью.

Образ песочных часов, отсчитывающих оставшееся им время, постоянно преследовал Элистэ. Чувство острой необходимости срочно что-либо предпринять и ощущение собственного бессилия не оставляли ее. Но от нее ровным счетом ничего не зависело. Время шло, и тревога ее росла, унося аппетит и сон. А после того, как по улице Клико проследовал кортеж аж из семи повозок, до отказа набитых осужденными, она вообще перестала спать. Казалось бы, с таким количеством жертв не справиться даже Кокотте с ее отменным пищеварением, но на другой день все повторилось. Кокотта, видимо, пребывала в добром здравии, чего нельзя было сказать об Элистэ: ее терзали тревога, бессонница, и дело наверняка дошло бы до нервного срыва, если бы не поступило известие, что убежище во Мерея наконец обнаружено.

19

19

Все это время он скрывался неподалеку – жил в задней комнате пансиона в конце улицы Черного Братца, откуда до «Приюта лебедушек» было меньше мили. Жил, можно сказать, у всех на виду; однако друзья и сторонники окружили его убежище такой непроницаемой тайной, что нищая братия сумела пронюхать о нем лишь через месяц с лишним. И все же они его выследили. Ясным морозным зимним утром завершение поисков увенчалось появлением нищего с запиской от кавалера во Мерея, которую попрошайка готов был вручить по выплате обещанного вознаграждения.