«Недолго осталось терпеть. Мы выбираемся на волю».

На Элистэ разом накатило возбуждение. Она ощутила внезапный прилив жизненной силы, только не знала, к чему ее приложить. Сборы заняли всего несколько минут. Правда, оставалась последняя важная проблема – Принц во Пух, но песика предстояло упрятать в саквояж перед самым уходом. В остальном от них ничего больше не требовалось. А времени было всего половина девятого утра; обычно она просыпалась через несколько часов, но теперь о сне нечего и думать. В Элистэ ключом била энергия, которой, знала она, хватит до ночи.

Самый долгий день. Самый долгий из всех, разбухший от скуки, – пустая болтовня, нудная игра в «Погибель», вышивание без души. Всего один раз Элистэ забыла о времени, когда в четвертом часу какая-то безжалостная сила, которую она не могла одолеть, подняла ее и погнала к оконцу, выходящему на улицу Клико. Наитие не обмануло ее: внизу как раз провозили осужденных; сегодня повозок было тоже семь. Как всегда, она не смогла отвернуться и простояла там, пока кортеж не скрылся из виду.

«В самый, самый последний раз».

И вновь потянулись постылые часы. Тени внизу едва заметно удлинились, снег на крышах слегка порозовел, а небо чуть-чуть посерело. И вот уже не осталось сомнений: солнце наконец и вправду садится, улицу потихоньку окутывают сумерки, а «Приют лебедушек» заканчивает на сегодня торговлю. До полуночи все еще далеко, но теперь они хоть немного развеются, как обычно, спустившись на кухню.

Последняя трапеза с семьей кондитера. Баранина, тушенная с травами, хлеб, красное вино. Мастер Кенубль и его жена вели себя оживленней обычного, видимо, чтобы скрыть смущение. Мальчики шумели, задавали вопросы, были возбуждены приобщением к тайне и опечалены расставанием с Принцем во Пухом. Элистэ вдруг поняла, что полюбила Кенублей: она будет по ним скучать и тревожиться о них.

После ужина ребят, отправили спать. Они попрощались с гостями и обменялись сдержанными рукопожатиями, ибо парнишки Кенубль ни в жизнь бы не стерпели поцелуев. Однако на глазах у юного Тьера блеснула слезинка-другая, когда он прощался с Принцем во Пухом:

– Не забывайте кормить малыша!

А Брев еще раз посоветовал:

– Запомни, Листе. Коли схватят – коленом в пах, кулаком по сопатке!

Мальчики ушли, мадам Кенубль удалилась следом.

Мастер Кенубль вызвался составить гостям компанию до половины двенадцатого, когда они предполагали отбыть. Он снесет вниз их багаж, проверит, не бродит ли рядом патруль, а потом наймет и подгонит фиакр. Эти любезности, утверждал мастер Кенубль, он оказывает им исключительно ради собственного удовольствия, причем говорил он это с такой убежденностью, что Элистэ нисколько не усомнилась в его искренности. Во времена своего пребывания в Бевиэре она ни за что не поверила бы в подобный альтруизм и подняла бы его на смех, как тогда было модно. «Самоотверженность – всего лишь высшая и совершенная степень непомерного самолюбия», – процитировала бы она во Ренаша. Погиб, погиб… Теперь она не имела права так думать.