— Стану, если придется. Но я надеялся на вашу помощь. — Квейг поднял взгляд на генерала.

Ланлосс с трудом сдержал желание отвесить наглому юнцу оплеуху. Даже странно — он уже забыл, когда последний раз так выходил из себя. Надеялся на помощь! И это после того, как Ланлосс предупредил, что не станет вмешиваться, после того, как объяснил, что Квейг должен подчиниться воле наместницы. Но если не вывести его из дворца — будет бойня. Скорее всего, упрямец погибнет прямо здесь, будь у него даже шесть рук вместо двух и в каждой по мечу — от всей дворцовой гвардии разом не отобьешься. Генерал Айрэ всегда умел быстро принимать трудные решения: если Квейга убьют здесь и сейчас — уже ничего нельзя будет исправить. Пусть лучше уедет из столицы, поостынет, тогда можно будет договориться. Да и наместница станет мягче, если придется иметь дело не с узником, а с герцогом, способным в любой момент поднять мятеж.

— Хорошо. Я выведу тебя из дворца. Но обещай, что не станешь торопиться.

Квейг кивнул — торопливость в его положении такая же непозволительная роскошь, как и медлительность. Он не станет ни спешить, ни медлить — все сделает в свой срок. И пусть будет, что будет. На этом разговор закончился, мужчины в молчании прошли по длинному пустому коридору, направляясь к казармам. Ланлосс рассчитывал найти там кого-нибудь из своих ветеранов: для старых солдат приказ обожаемого генерала даже спустя восемь лет после войны будет значит больше, чем приказ наместницы. Вывести Квейга из дворца его былой славы хватит, а дальше… что будет дальше, Ланлосс мог только гадать.

LXXXVI

LXXXVI

Мятеж, бунт, восстание — вот уже шесть сотен лет империя не ведала этих бедствий. Сами слова успели позабыться, а события стали даже не легендами — скупыми строчками в летописях. Вот уже шестьсот лет, как владетельные лорды соблюдали закон и подчинялись короне. Случалось разное — порой чересчур властолюбивая наместница засыпала вечером и не просыпалась утром, или упрямый герцог чувствовал недомогание после сытного обеда и вскорости оказывался в родовом склепе, но ни наместница, ни лорды не доводили дело до открытого противостояния. Слишком страшна была память о разгромленном мятеже герцога Луэрон, пожелавшего занять трон вместо своей дочери, вполне ожидаемо проявившей своеволие — недаром Клариссу Четвертую еще в детстве прозвали Гордой. Восемь лет сражений разорили половину империи: голод, болезни, разбой — набеги варваров доставляли меньше бедствий. Впрочем, варвары не замедлили пожаловать — после подавления восстания понадобилось тридцать лет, чтобы вернуть их в прежние границы. Воистину самая страшная война — война между родичами. В конце концов наместница победила, призвав на помощь магов Дейкар. Они залили ее родное герцогство потоками раскаленной лавы, выжигая все живое. После победы Луэрон пришлось заселять заново, позволив союзным варварам занять эти земли. Никто из лордов, как бы упрям и властолюбив он ни был, не желал подобной участи своим землям, и любая наместница семь раз бы задумалась, прежде чем использовать лекарство, что может оказаться хуже болезни.