Странная весть распространялась медленно, люди пожимали плечами и отказывались верить. Мятеж? Да с чего бы это? Вот уже восемь лет как закончилась война, налоги низки, а урожаи — обильны. И уж подавно не верили, чтобы мятеж поднял герцог Квэ-Эро! Да эти южане не станут драться, даже если им соли в вино насыпать! Разнежились под солнышком почище кошек. Но слухи продолжали расползаться по империи — мол, наместница решила всю власть себе забрать, словно ей и так мало, а тех лордов, что не согласны — убивает прямо в их замках, вон суэрсенского герцога с женой в собственной постели зарезали, а герцог Квэ-Эро — следующий. Наместнице не по нраву, что корабли торговым людям принадлежат, и десятину береговому братству платят, а не казне. И другие лорды недовольны — говорят, наместница хочет их дружины распустить, а вместо того всех мужчин, и горожан, и крестьян, обязать по семь лет в армии служить, а кто откажется — того на галеры к веслам прикуют, затем военачальник галеры и построил. А еще говорят, что война будет — с Кавдном, потому наместнице корабли и понадобились, а герцог отказался братство короне для войны отдавать. Столько лет с Кавдном мирно жили, торговали, зачем же кровь проливать? Не варвары ведь, в тех же богов верят. И генерал Айрэ о том же говорит, так ему велели из Инхора в Сурем вернуться и там под замком держат, чтобы он солдат воевать не отговорил.

Энрисса уже мечтала о начале военных действий — воевать было бы легче, чем сражаться с пустыми слухами. Но воевать пока что было не с кем — Квейг не вернулся в Квэ-Эро, и никто не знал, где он. Очевидно, что герцог ищет союзников, но попробуй угадай, к кому из недовольных он отправится в первую очередь. Энрисса следила за Ивенной, но герцогиня словно и не замечала, что происходит нечто странное. В отсутствие супруга она вела все дела герцогства и сохраняла воистину северное спокойствие. Нельзя же наказать жену за дерзкие слова мужа, а кроме дерзких слов и побега обвинить герцога Квэ-Эро пока что было не в чем. Но как бы наместница хотела знать, откуда берутся эти глупые слухи! И ведь чем глупее слух, тем охотнее в него верят, и отнюдь не только простонародье. Она уже имела весьма напряженную беседу с напуганным и растерянным послом Кавдна, не понимающим, с чего это империя решила в одночасье перечеркнуть столетия добрососедства и начать войну. Посла удалось успокоить, призвав на помощь не столько здравый смысл, сколько женское очарование, но слухи не прекратились, более того, переползли с городских площадей и кабаков в дворцовые стены. Придворные мрачно перешептывались на приемах, дамы смотрели на кавалеров глубокомысленными взглядами с оттенком трагизма, словно знали, что неизбежно потеряют их уже завтра, в кровавой битве, и заранее готовились к глубокому трауру. Дурных примет и предзнаменований хватало с избытком — проснулись привидения, мирно дремавшие сотни лет, они шатались по коридорам дворца и заунывно пророчили великие бедствия: кровь, мор, глад, повышение налогов и возвращение Восьмого в мощи его. Приведения избирательно показывались дамам, хотя последнее время некоторые мужчины, заметно смущаясь, признавались, что тоже слышали что-то необычное. Но призраки были самыми невинными из всех зловещих знамений. А вот за пределами королевского дворца и столицы творились и вовсе чудовищные вещи: кровавый дождь поливал поля, рождались собаки с двумя головами, и обе головы тут же начинали предрекать конец света, а потом загрызали друг друга насмерть, вода в Сантре для разнообразия окрасилась не в красный, а в черный цвет, что, впрочем, оказалось еще хуже, чем кровь с неба. Мол, если кровь предрекает войну, то черный цвет Келиана в воде означает неминуемую смерть всего живого. Если в следующем донесении из провинций доложат, что какой-нибудь жрец родил Ареда из бедра, Энрисса не удивится.