— Весьма предусмотрительно, — и снова надолго замолчала, не скрываясь рассматривая лицо герцогини.
Да, красива, все еще красива, лицо удивительно гармонично в своем несовершенстве, но застывшая маска решимости все портит. Только безупречные красавицы могут позволить себе невозмутимость каменных статуй. Чем дольше она смотрела на Ивенну, тем выше та поднимала голову. Если безмолвная дуэль продлится еще немного, усмехнулась про себя Энрисса, герцогиня обнаружит, что уставилась в потолок. Да, она хорошо держится, проклятый норов Аэллин, и на казнь пойдет так же — с затвердевшим лицом и гордо развернув плечи. Да вот беда — на эшафот идти другому. Жаль, что нельзя восстановить справедливость… И все же опытный взгляд Энриссы безошибочно распознал страх на самом дне зрачков, застарелый, пустивший корни по всему телу, отравляющий естество страх. Теперь наместница еще лучше понимала герцога Квэ-Эро — чтобы избавить мать своих детей от такого ужаса, пойдешь на что угодно. Угасшая было обида снова вспыхнула: ради Ивенны Квейг поднял мятеж, а ей, Энриссе, даже не посмел сказать: люблю. А тот, кто посмел, оказался трусом. Она слегка кивнула Ивенне:
— Вы просили об аудиенции, герцогиня. Я готова выслушать вас.
Как она и ожидала, Ивенна то ли не умела играть словами, то ли посчитала это ниже своего достоинства:
— Мой брат мертв, но книга по-прежнему существует. Вы хотели получить ее — я готова отдать. Но вы должны оставить мою семью в покое.
— Должна? — Медленно повторила за ней наместница, словно пробуя это слово на вкус, — «оставить в покое» семью мятежника? Ваш брат собирался отсоединиться от империи, ваш муж поднял восстание, а вы осмеливаетесь диктовать мне условия. Интересно, в вашей семье подобная дерзость передается по наследству или прививается воспитанием?
Ивенна уже не могла отступить:
— Вам нужна книга. Так сильно нужна, что вы убивали ради нее, ради старого пергамента! Мой брат, его сын, его жена! Теперь — мой муж. Вы так боялись, что убивали, а теперь прячетесь за мишурой слов! Мне не нужна ваша книга! Не нужен ваш трон! Не нужна власть, цепляйтесь за нее дальше. Но дайте нам жить!
Голос наместницы был совершенно спокоен:
— Я не знаю, кто убил вашего брата и его жену, не знаю, кто убил их сына. Но я узнаю, рано или поздно. Кто бы это ни был — он нарушил законы империи и мою волю, и он заплатит. Как и любой другой.
— Я не верю!
— И не нужно. Что мне от вашей веры или неверия? Убийца я или нет — а вы приползли ко мне с книгой в зубах, а хвостом не виляете только потому, что у вас его нет. И правильно — теперь не до гордыни. Нет, я не знаю, кто убил герцога Суэрсен, зато знаю, кто убил герцога Квэ-Эро. Вы, милейшая Ивенна, никто иной, как вы. Ради вас он поднял мятеж, из-за вашего страха — скоро умрет.