Их голоса сливаются в один, в тревожный гул, разрывающий уши. Все переплелось в чудовищном клубке: ребенок, здоровый мальчик, если ничего не помешает, а проклятой ведьме достаточно просто поднять бровь, и мальчик никогда не появится на свет, Ванр, самое родное лицо, внезапно рассыпавшееся трухой: «заче-е-ем?!» и скинуты маски, конец представленью, нужно поаплодировать актеру — восемь лет великолепной игры, но не поднимаются руки, ладонь прилипает к ладони. А там, за стенами дворца — златовласый герцог, разучившийся краснеть. И он больше не верит ей. Трубят сигнальные трубы. За окном — война. И она выпрямляется в кресле:
— Я согласна.
— Я согласна.
И ведьма протягивает хрустальный бокал, соткавшийся из кусочка тумана, кажется, что в бокале ничего нет, но это вода, такая же прозрачная, как стекло:
И ведьма протягивает хрустальный бокал, соткавшийся из кусочка тумана, кажется, что в бокале ничего нет, но это вода, такая же прозрачная, как стекло:
— Выпейте.
— Выпейте.
Она пьет, ни о чем не спрашивая, не желая знать, но палач любезно разъясняет:
Она пьет, ни о чем не спрашивая, не желая знать, но палач любезно разъясняет:
— Это первая часть яда, сама по себе — совершенно безвредна. Точно так же безвредна и его вторая половина. Но соединившись воедино они отправляют в посмертие. Разумеется, без магии подобный яд невозможен — компонент должен удерживаться в теле годами, но не думаю, что вас интересуют подробности. Это своего рода залог.
— Это первая часть яда, сама по себе — совершенно безвредна. Точно так же безвредна и его вторая половина. Но соединившись воедино они отправляют в посмертие. Разумеется, без магии подобный яд невозможен — компонент должен удерживаться в теле годами, но не думаю, что вас интересуют подробности. Это своего рода залог.
Как будто она могла бы спастись, словно есть куда бежать. Пустой бокал тает в ее пальцах, и сквозь туман пробивается встревоженный мужской голос:
Как будто она могла бы спастись, словно есть куда бежать. Пустой бокал тает в ее пальцах, и сквозь туман пробивается встревоженный мужской голос:
— Ваше величество! Что с вами? Очнитесь! — И в лицо плещет холодная вода.
Энрисса открыла глаза, с мокрых ресниц стекали капли, над ней с пустым стаканом стоял граф Виастро, по столу растекалось мокрое пятно, впитываясь в бумаги. Граф стоял совсем рядом, встревоженный, ничего не понимающий, готовый помочь. От нахлынувшей ярости она едва могла дышать: он посмел заговорить с ней о магах! Из-за него, из-за таких, как он, она попала в эту ловушку, из-за него ей осталось жить десять лет, из-за него она не увидит, каким вырастет ее сын! И уже не имеет значения, что граф Виастро — один из многих, что не он зачинщик, что он хотел как лучше. Граф отступил на шаг в сторону, с тревогой всматриваясь в ее лицо: