– И что? – спокойно парировала Дория. – Когда Армин выйдет из своей хижины, он пройдет мимо этой двери. Будем надеяться, это случится скоро, прежде, чем этого щенка хватятся.
– Но… – Но что? Но Викат, как и Хервиан, хорошо относился к Джейсону? А какое это имело значение? И какое это
Джейсон взглянул на скрюченное тело у своих ног – с этим парнем они вместе ходили в дозор, вместе ели, пили, даже перешучивались. Викат вроде как был его приятелем. Джейсон не мог убить его, как свинью.
– Ты не задумаешься – убить ли рабовладельца, после того как тебя изнасилует один из них. – Голос Дории, хоть и едва слышный, прозвучал четко и ясно. – Точнее, когда тебя по очереди изнасилует дюжина.
Джейсон обернулся.
Обличье старухи исчезло. Рядом с ним в белых одеждах стояла подлинная Дория. В ее прямизне было нечто царственное; так держатся те, кто гордо несет свое бремя – непосильное даже по собственным меркам.
– Дория…
– Иди сюда. – Встав на колени у кучи тряпья в углу хатки, она вытащила Джейсоновы ружье, пистолет и кожаную сумку с рожком пороха и прочими принадлежностями для стрельбы. – Заряжай – быстрей. У тебя ни секунды на промедление, но и осторожничать, как с рабовладельим ружьем, не надо.
За кухонным костром, наискось от кладовой, Фелиус, один из великанов-телохранителей Армина, стоял на страже перед большой хижиной. Ружье он держал наготове, по лицу от костра бежали неверные тени.
Насыпая в ствол точно отмеренный порох и трамбуя его, Джейсон потрясенно думал, что всего несколько минут прошло с объявления тревоги. Армин, возможно, размышляет сейчас, кого и скольких послать за охотничьим трофеем.
Или думает, не очередная ли это ловушка Карла Куллинана.
Если нет – все ложится на плечи Джейсона. А эти плечи уже доказали, как они слабы.
Джейсон насыпал порох на полку, защелкнул ружье и принялся за пистолеты. Действовал он на ощупь: взгляд его был прикован к проему двери.
Из хижины с рогом в руках вышел второй телохранитель. Он бросил в ночь звонкий вопрос – и ответ не заставил себя ждать: три чистые, звонкие ноты.
Воин вскинул над головой кулак и, потрясая им, восторженно выкрикнул: