Гиацинта сперва чуть растерялась, а затем присела в очень низком реверансе.

– Вы очаровательны, сударыня, – произнес король. – Герцог Айзенвинтер – счастливец.

Не вставая, Гиацинта пролепетала снизу несколько невнятных слов о своем происхождении и о том, что ей хорошо понятны обязанности знатной дамы, после чего Людвиг ласково потянул ее за руку и отвел в сторону.

«Я была ужасна?» – шептала она сенешалю, а он в ответ только целовал ее глаза и губы.

Следующими приблизились к королю Штранден и лесная маркитантка.

– Позвольте также представить вам, ваше величество, – заговорил Людвиг, не выпуская Гиацинту из объятий, – Освальда фон Штрандена, философа, естествоиспытателя и ученого; с невестой.

Штранден и Мэгг Морриган переглянулись и низко поклонились королю.

– Могу ли я спросить о теме ваших философских изысканий? – обратился король к Штрандену.

– Теория и практика счастья, ваше величество, – отозвался тот.

– Надеюсь, вы найдете себе место при моем дворе, – любезно проговорил король. – У нас превосходная библиотека! – И тут он вздохнул полной грудью и, не выдерживая больше, закричал: – Ох, как же я счастлив, до чего же я счастлив, друзья мои!

Гловач сорвал с плеча лютню, наиграл несколько тактов плясовой, после чего, подпрыгнув и сделав в воздухе странное па, приземлился у ног короля и воздел лютню над головой.

– Лютнист Гловач, ваше величество! – закричал он. – Мы все тоже счастливы, ваше величество!

Он оглянулся на пана Борживоя. Старый толстый рыцарь медленно приблизился к Ольгерду и торжественно протянул ему свою саблю.

– Борживой из Сливиц, ваше королевское величество, – произнес он. – Я прошу вас и умоляю отныне считать меня своим человеком!

Король с радостью облобызал его и спросил:

– Любите ли вы турниры, любезный мой рыцарь?

– Больше всего на свете, – отдуваясь, произнес пан Борживой.

– А где мой спаситель? – спросил вдруг Ольгерд, озираясь по сторонам с улыбкой. – Где малютка-недомер, который так отважно стукнул Огнедума по носу?

– Он здесь, – отозвался брат Дубрава, выпуская эльфика из рукава.

Кандела подлетел к его величеству и уселся ему на руку.