– Эдмон, – голос Старого Медведя доносился словно бы издалека, – это они?

Юноша покорно встал и подошел. Иданнэ и клирик отодвинулись, освобождая место. Первым лежал Рауль, чуть дальше – отец. На его лице застыло то непроницаемое выражение, которое чужому показалось бы высокомерным. Убийцы наверняка видели в нем гордость и вызов. Что ж, это хорошо, пусть запомнят его непобежденным, но Эдмон прекрасно знал, что это маска. Маска, которая надевалась, когда отец узнавал что-то особенно неприятное. Конечно, он не боялся, хоть и понимал, что его ждет, что их всех ждет…

Эдмон не мог отвести взгляда от слегка нахмуренных темных бровей, от золотистых прядок, падавших на лоб. Ран и синяков на лице не было, единственная рана от меча барона Эжа была в груди. Эдмон слышал, что говорили эскотцы. Он вырос на севере и понимал их грубое наречие. Никто из них не верил, что барончик победил Тагэре в честном бою. Суеверные по натуре, полосатики предполагали какую-то колдовскую каверзу, возможно, так оно и было.

Юноша вздохнул. Как бы то ни было, отец уже мертв, и погиб он сражаясь. Им же еще предстоит умереть. Агнеса озаботилась предупредить их о завтрашней казни. Видимо, чтобы сломать. Для того же сюда принесли и тела отца и Рауля, рядом с которыми сейчас сидят Этьен и Леон. Таков обычай. Ночь рядом с покойным проводят лишь самые близкие, правда, проводить их самих, похоже, будет некому. Казнь и плен – самое страшное, что может произойти с человеком. Эдмону хотелось верить, что он выдержит, но ему было страшно. Очень страшно. В бою, когда рядом, словно призраки, мелькают люди и лошади, кто-то кричит, кто-то ругается, кто-то и вовсе орет какую-то дикую песню, все иначе. Но пройти со связанными руками сквозь строй торжествующих врагов, выслушать то, что они называют приговором, присутствовать при собственном отпевании, а затем ждать, когда дойдет очередь и до тебя… Только бы не сломаться!

Чем же их убьют, мечом или топором? Свяжут? Как же это унизительно! А если нет? Хватит ли у него мужества ждать смерти с открытыми глазами и свободными руками и не уподобиться пойманному кролику или петуху, который бьется в руках у кухарки. Спастись нельзя. Броситься на палача, вырвать оружие, попробовать убить Батара? Не выйдет.

Отец или Рауль, те еще могли бы попытаться, а его остановит первый воин, и будет это выглядеть просто жалко и смешно. Не отвагой, а трусостью. Если бы еще дед, Леон и виконт не были ранены. А так только он, из-за которого все и произошло, не получил ни одной царапины. Как в насмешку. В носу подозрительно защипало. Этого еще не хватало! Только бы не завтра! Выдержать несколько ор. А потом все. Конец. Он не знал, что такое смерть, но умирать не хотел. Отчаянно, по-детски, хоть и понимал, что это неизбежно.