– В таком случае почему Луиджи Джильди не муж Джулии Ванжи?

Почему? Потому что первая красавица и одна из самых богатых невест Фельпа ему не нужна и не была нужна никогда. Отец при всей нелюбви к Титусу был польщен вниманием Джулии к его сыну, так польщен, что об этом узнал даже Ворон, а сын не представлял, куда бежать от набросившегося на него счастья.

Кэналлиец прав: то, что само идет в руки, то, о чем мечтают многие, если не все, не приносит счастья. Лучше не иметь ничего, чем стать обладателем ненужной игрушки и всеобщей зависти. Джулия Ванжи станет женой другого, а он проживет свою жизнь одиноким. Поликсена мертва, другим женщинам ее не заменить, но жить можно и без любви, это он тоже понял на Бьетероццо. Так же как и то, что, вцепившись в прошлое, станешь добычей чудовищ.

– Вы задумались, – Алва снова погладил гитару. Как кошку или женщину. – О чем?

– О той лошади… Вы ее удержали.

– Хорош бы я был, если б не удержал какую-то клячу. Даже во сне.

– Клячу?! Это, по-вашему, кляча?!

– Если в лошади видишь чудовище, она будет чудовищем, – зевнул талигоец, – если в чудовище увидеть лошадь, оно станет лошадью.

– Можете сколько угодно делать вид, что ничего не произошло, но ее прогнали именно вы.

– Видимо, кляча решила, что перед ней чудовище, – пожал плечами талигоец. – Не исключаю, что, с ее точки зрения, так и было.

– И все равно, – не унимался Луиджи, – я ваш должник, хоть вы и отказываетесь. И когда-нибудь я отдам все долги.

Алва прикрыл глаза ладонями, наверное, все же устал.

– Звучит угрожающе. Прошу меня извинить, мне нужно написать пару писем, а уже далеко за полночь.

– Я не уйду – внезапно заупрямился фельпец, – то есть не уйду, пока вы не скажете, о чем вы только что пели.

Кэналлиец откинулся на спинку кресла, рассматривая собеседника, затем кивнул и потянулся к бутылке.

– Тогда выпейте еще. Это старая песня. В Алвасете вам скажут, что ее сочинил первый из Алва, но на самом деле она еще старше. Ее можно спеть на талиг, хотя при этом многое теряется.

– Спойте, – подался вперед Джильди, – и я уйду.

Ворон не ответил, а молча допил вино и взял гитару. На красивых губах мелькнула и пропала усмешка. Первый аккорд был резким и отчаянным, словно крик в ночи, Алва прижал струны, заставив их замолчать.

– Вы уверены, что хотите услышать именно это? Я мог бы спеть что-то более приятное.

– Уверен.