– Ха, и они называют это лекарством! Сколько чепухи они мне на уши навешали о том, какое это чудо-юдо, но если хочешь знать, у него ни вкуса, ни запаха. Они говорят, что мне это поможет, а я им отвечаю: мне работа поможет, а не киснуть в мыле, пока юные девицы пялятся на мою погремушку. И они побрили меня. Сказали, что это негиенично, сэр! Ни стыда, ни совести у людей. Подумаешь, шевелится иногда, но это же естественно. У меня эти волосы уже очень давно. Я привык к их причудам.
– Чи-то здесь происходит? – произнес голос, исполненный командирского возмущения.
Мокриц обернулся.
Если одним из правил, которым нужно учить молодое поколение, должно быть «Не связывайся с сумасшедшими девицами, которые дымят, как печные трубы», то другое должно гласить «Беги куда подальше от женщин, которые произносят «ч» в слове «что».
Эта женщина как будто вмещала в себе двух. Емкость определенно это позволяла, и поскольку одета она была вся в белое, то необычайно напоминала собой айсберг. Только холоднее. И с парусами. И в хрустко накрахмаленной шапочке.
Две женщины поменьше стояли прямо за ней, рискуя быть раздавленными, если она сдаст назад.
– Я пришел проведать господина Гроша, – проблеял Мокриц, а Грош что-то пролепетал и натянул на голову одеяло.
–
– Выглядит здоровым, – заметил Мокриц.
Он не мог не восхититься взглядом, которым наградила его заведующая. Она рассматривала Мокрица, как нечто прилипшее к подошве ее башмака. Он невозмутимо посмотрел на нее в ответ.
– Молодой человек, он в
– Мадам, болезнь – это не преступление! – заявил Мокриц. – Людей
Заведующая вытянулась и победоносно улыбнулась Мокрицу.
– Этого-то, молодой человек, мы и боимся!
Мокриц не сомневался, что доктора держат у себя в кабинетах скелеты специально для запугивания пациентов.