– Что?

– Знал бы ты, Армандо, какой мне сейчас приснился кошмар, – Настя поежилась. – Жуть.

– Про Елизавету?

– Да, и еще про Люциуса, и про… Откуда ты знаешь? Армандо не ответил, да ответа и не требовалось. Он знал содержание ее сна, потому что это не было сном. Это случилось на самом деле.

…и поверх этой неестественной тишины, скользя над растоптанными телами, прошелестел голос Люциуса:

– Я же просил вас…

Может быть, он говорил и что-то еще, только в ушах у меня стоял и никак не хотел уходить вязкий звон, и вообще я чувствовала себя не очень хорошо. Я не просто валялась на земле, а меня как будто в нее втоптали. Я посмотрела вверх, увидела небо и увидела Бернара. Его лицо было испачкано кровью, но поразило меня не это, а глаза Бернара – невероятно изумленные, словно офицер внезапно оказался на чужой планете, не имеющей ничего общего с Землей.

Несмотря на падение и прочие неприятности я прекрасно отдавала себе отчет, что мы – и Бернар в том числе – находимся все в том же самом месте – горы, лес, Румыния. И где-то неподалеку должна была находиться Елизавета Прекрасная.

Когда пару минут спустя я все же сумела встать на ноги, то поняла Бернара. Это не было то же самое место. Это было нечто совершенно иное.

– Что случилось? – спросила я, но Бернар не ответил, а лишь махнул рукой. Я машинально повернулась в ту сторону, куда указал Бернар, и увидела Давида Гарджели.

– Давид?

Гарджели-младший молча смотрел в землю. Я встала рядом и тоже уставилась вниз. Там было на что посмотреть. Примерно в метре от ног Давида почва была выворочена, словно взорвана, и эта полоса взорванной земли тянулась и влево, и вправо, образуя дугообразную границу. Там, где полоса уходила в лес, торчали обломки сосен; там, где полоса коснулась гор, порода стала черной, будто выкрашенной соответствующей краской. Оплавившийся кусок железа, торчащий из земли, когда-то был автоматом; горстка пепла – владельцем этого автомата.