– Я тебя не вижу, – вдруг перебила его Елизавета.

– Не видишь? Бедняга. Я прямо перед тобой, – сказал Давид. – Меня зовут Гарджели, Давид Гарджели.

– Она не про тебя, идиот, – голос Люциуса вворачивался в ухо, как шуруп.

– Что?

Я стояла чуть позади Давида и не видела выражения его лица, но даже по его спине стало понятно – происходит что-то неожиданное для Давида и уже потому неприятное.

– Я рядом с тобой, – сказал Люциус, я вздрогнула и завертела головой. Давид тоже задергался, Бернар резко обернулся и ткнул в пустое пространство автоматным стволом. И тут я поняла, что Люциус разговаривает не с нами, при этом почему-то все мы его слышим.

А разговаривал он с Елизаветой. Именно рядом с ней он и оказался.

– Теперь видишь?

Лично я видела. И увиденное было еще одним доказательством неординарности происходящего. Обычно, становясь видимым, Люциус принимал специфический облик, чтобы его не только увидели, но были при этом потрясены, напуганы и так далее. Он любил взять за исходник какого-нибудь известного актера или политика, а потом раздуть его до трехметровой высоты. На людей это производило впечатление. Знаю по себе. К сожалению, Люциус так и не сподобился явить мне Брэда Питта размером с двухэтажный дом, чего я ему никогда не прощу, но дело не в этом.