Именно из-за дождя народ не спешил выходить на улицу. Сотни обитателей Горменгаста скопились у выходящих на юг окон, откуда озеро просматривалось великолепно. Если бы только не этот дождь… Но на все, как известно, воля Бога. Кое-кто нашептывал – дескать, не к добру это, плохая примета. Но все равно – посвящение в герцоги было уже само по себе грандиозным событием.

Еще задолго до рассвета, когда поварята отскребали грязь и жир в кухне, когда плотники в последний раз проверяли прочность креплений плота, когда младшие конюхи запрягали лошадей, стало ясно, что в жизни Горменгаста произошел важный поворот. До этого дождей не было чуть ли не полтора месяца, а сегодня он пошел – тоже своего рода признак перемены в жизни. После дождя все живое, измученное палящим солнцем, должно приободриться, так что с пророчившими несчастье еще можно было поспорить. Каждый обитатель замка чувствовал, как на его глазах вершится история. Пожалуй, только Титус, ради которого все затевалось, совершенно ничего не понимал.

Стирпайк по указанию Барквентина занимался раздачей специальных церемониальных одеяний, хранившихся на такой случай в бездонных кладовых Горменгаста. Важно было соблюсти букву традиции, чтобы предназначенная, к примеру, для старшего конюха одежда не попала ненароком к среднему садовнику. Поручение было ответственным, но Стирпайк загодя все продумал, вызывая сначала старших, потом средних и, наконец, младших слуг всех вспомогательных служб, так что никакой путаницы не возникло. Барквентин был очень обрадован такой организацией и посулил от имени госпожи Гертруды, что после успешного окончания церемонии Стирпайк получит щедрую награду.

Бывший поваренок наслаждался жизнью. Став помощником архивариуса, он неожиданно понял, что попал на то самое место, которое уготовило ему само провидение. Здесь требовались как раз те самые качества, которые нужны были будущему секретарю владельца замка – организованность, внимание к деталям и высокая работоспособность. Все это у него было, так что юноша с чистой совестью полагал, что не зря ест свой хлеб. Отмечая в специальной книге выдачу очередного одеяния и заставляя слугу расписаться в его получении, чтобы потом не возникало никаких недоразумений, Стирпайк то и дело поглядывал в окно. У него было отличное настроение, и даже скверная погода не могла его испортить.

Госпожа Слэгг поднялась ни свет, ни заря. То и дело она, приложив к себе платье, подходила к зеркалу и внимательно всматривалась придирчивым взглядом в собственное изображение. Ей все время казалось, что она пропускает какой-то изъян. Как назло, изъян упорно не желал обнаруживаться, и старуха беспокойно поглядывала на часы. Нянька размышляла: как жаль, что она не сможет надеть на церемонию сиреневую велюровую шляпку, которая так шла к ее седым волосам. Впрочем, на обряде посвящения в герцоги головные уборы не допускаются, да и кто станет смотреть на нее? Конечно, присутствующие будут во все глаза разглядывать Титуса. Так что шляпку она наденет в другой раз, когда будет больше шансов, что ее заметят окружающие. Рядом, на отделанном малахитом столике, стоял серебряный поднос, на котором были разложены необходимые для обряда предметы: небольшой камешек, который Титус должен держать в левой руке, веточка плюща, для которой предназначалась правая рука юного герцога, нанизанные на суровую нитку раковины улиток. Сам виновник торжества спокойно спал в своей кроватке, не подозревая, что стал главным действующим лицом очередного представления. Нянька сама, не доверяя такое деликатное дело горничным, выгладила тонкую белую рубашку мальчика, которая вместе с алыми бархатными штанишками покоилась на стуле возле кровати ребенка.