Но голоса слились в ликующий унисон на последней строчке, которую знал каждый:

– Мы всех вас купим и продадим!!!

Гленда, прижав руку к груди (по возможности), рискнула бросить взгляд в сторону ложи, которую по-прежнему называли Королевской, – в то самое мгновение, когда Витинари поднял раскрашенный позолоченный кубок и послышался восторженный рев. Анкморпоркцы не особенно любили приветствовать патриция, зато деньги они приветствовали в любое время суток. Тем не менее Гленде показалось, что в этом крике звучала какая-то странная нота, которая словно исходила из-под земли, как будто стадион превратился в один огромный рот. Потом непонятное ощущение прошло, и день вступил в свои права.

– Господа! Команды по местам, – высокомерно произнес аркканцлер Коксфорда.

– Э… можно вас на пару слов, сэр? – спросил Трев, поспешно подходя.

– А, сын Дэйва Навроде, – сказал бывший декан. – Мы тут собираемся начать футбольный матч, мистер Навроде, не сомневаюсь, что вы в курсе.

– Да, сэр, э… но…

– Вам известна хоть одна веская причина, по которой я должен задержать игру? – поинтересовался судья.

И Трев сдался.

Генри вытащил из жилетного кармана монетку.

– Наверн?

– Орел, – сказал аркканцлер и ошибся.

– Хорошо, мистер Боров… где мяч?

Бом! Бом!

Натт достал мяч как будто из воздуха и протянул судье.

– У меня, сэр.

– А, ты тренер «Академиков».

– И запасной игрок, если понадобится.

– Господа, вы видите, как я кладу мяч в центр поля…

Да, аркканцлер, прежде известный как декан, наслаждался моментом. Он отступил на несколько шагов, помедлил для пущего эффекта, вытащил из кармана свисток и помахал им, а затем дунул так, как мог дунуть только человек его размеров. Лицо аркканцлера Генри покраснело и исказилось, он поднес рупор ко рту и проорал: