– А должны были?

– Да. Дедой помешал.

– Как много успел наделать этот Дедой… А с кем меня должны были сговорить, не знаешь?

– Не помню. С кем-то из молодых Паригориев.

– Значит, мы отделаемся штрафом?

– В худшем случае.

– А в лучшем?

– В лучшем… В лучшем – ты выйдешь замуж, быстро овдовеешь – твой муж падёт на войне, или на охоте, или на дуэли, – и тогда я буду иметь полное и законное право просить твоей руки.

– У кого?

– У твоего батюшки. К тому времени ты разрушишь чары Астерия, вторгшиеся войска сложат оружие, ты проедешь на белом коне по вражеским знаменам – гордая, с поднятой головой, – а суровые славы по обе стороны от тебя будут древками копий оттеснять ликующую толпу, готовую на всё, чтобы только прикоснуться к тебе, дотронуться до подошвы твоего сапога – и даже удары тех копий будут принимать за благословение…

Саня закрыла глаза и стала смеяться. Она смеялась, из-под век текли слёзы, и Алексей, чувствуя, что падает, рушится куда-то, гибнет в огне – повернулся к ней и начал целовать её глаза и губы – до тех пор, пока она не обмякла вдруг в его руках и не стала отвечать на поцелуи…

Степь. Побережье

Когда над городком Анет ударил в небо столб белого огня и одновременно перестали быть и три чиновника, странствующие по делам государства, и мёртвый наместник провинции, по традиции управлявший всем из катакомбы храма, и жрецы, опекающие наместника, и многие жители городка, которым не повезло, – в этот самый момент глазам Валентия предстала Башня.

Он вздрогнул от вспышки и посмотрел назад, на быстро темнеющий огонь – и, сразу потеряв к нему интерес, вернулся взглядом к Башне. Никто не поверил бы, что такое чудо можно возвести за какой-то месяц…

Башня была не высока, саженей двадцать пять, много – тридцать. Кривоватые, но отнюдь не карликовые сосны, растущие неподалёку, были ей в четверть. Но казалась башня исключительно высокой.

Башня была не белая, а цвета старой кости. Расширенная рупором у основания, она плавно сужалась к вершине, напоминая поставленную на землю фанфару. Внизу, у земли, основание прорезали три арки, сквозь которые виден был кусочек берега. Почти на самой вершине, подобно фонарю маяка, блестел стеклянный шар – но, в отличие от фонарей, просто шар, без металлического переплёта. И уже из шара в небо тянулась, истончаясь до невидимости, блестящая игла…

Валентий заставил себя прекратить любование и заняться делом.