– Настоящий проходимец?

– Да, миледи. Я бы сказал, один из лучших, если не лучший, – подтвердил Мокриц. – Но сейчас я приручен и одомашнен, а значит, я очень надежный проходимец.

– Витинари тебя приручил? Ах ты, бедняжка.

С таким видом, будто камень свалился с ее души, королева сказала:

– Имей в виду, господин фон Липвиг, редкие люди посвящены в мой секрет, и им всем можно доверять. В частности, это леди Марголотта и, естественно, лорд Витинари. Мне всегда казалось, что отношение гномов к вопросам пола тормозит нас. Мы упорно настаиваем, что в гномах должны видеть мужчин, но как это характеризует наш род, если мы не можем смотреть в лицо собственным матерям? Мы поддерживаем бессмысленный обман и играем в бессмысленную игру, и я не хочу, чтобы это продолжалось и дальше. Да, я королева-под-горой, и я благодарю тебя, господин фон Липвиг, за твое молчание в это нелегкое время.

Королева выглядела невинно, как та гора, которая год от года ничего не делает и только потихонечку дымит, пока однажды не превратит целую цивилизацию в музейную инсталляцию.

– Госпожа Кекс хорошая женщина, – продолжала она. – Впрочем, вероятно, не такая скрытная, как ей кажется… Я знаю, что на тебя можно рассчитывать и ты будешь хранить мой секрет как свой собственный. Лорд Витинари наверняка огорчится, если ты нарушишь слово.

Неунывающая улыбка Мокрица была отполирована до блеска.

– Как я уже говорил, ваше высочество, я прирожденный проходимец, и я научился очень хорошо хранить секреты, а не то не сносить бы мне головы от тех, кто не жалует проходимцев. А что до госпожи Кекс, она все знала о секрете пара и никому его не выдала.

Королева погладила бороду и сказала:

– Для матери это и впрямь суровое испытание на прочность… Ладно, господин проходимец, я верю в вас обоих. Но мне кажется, Арон начинает терять терпение, так что мне пора вернуться к работе, – и она бросила на своего секретаря взгляд, который Мокриц не мог охарактеризовать иначе, как кокетливый.

Мокриц, для кого так же естественно, как дышать, было внимательно наблюдать и слушать, особенно то, что оставалось несказанным, почувствовал, что случайно оказался посвящен в еще один секрет, пока еще непризнанный. Королева и ее секретарь, вне всякого сомнения, были любовниками. Возможно, только женатые люди умеют подмечать такие вещи, но их язык тела говорил сам за себя.

Многозначительный кашель Арона привлек его внимание. Секретарь открыл перед ним дверь, недвусмысленно намекая, что аудиенция подошла к концу. Когда Мокриц переступил порог, Арон сказал ему в спину: