Только когда Мокриц нашел время уединиться после долгих поздравлений, масштаб того, что он только что совершил, обрушился на него, как кузнечный молот. Целый поезд, на полном ходу, со всеми пассажирами! И королем, который, видимо, пролетел прямо по воздуху! И Мокриц покрылся холодным потом, когда подумал, сколько всего могло пойти не так.
Мысль о Витинари было непросто выбросить из головы даже под конец дня, когда Мокриц наконец рухнул спать в сторожевом вагоне. Движение поезда укачало его, и он утомленно и облегченно задремал, как вдруг лицо патриция возникло у него перед глазами. Он содрогнулся, вспоминая их последнюю встречу. Витинари сидел за столом и читал донесения о чем-то, что показалось Мокрицу подозрительно похожим на чужие клик-сообщения[75]. Патриций нахмурился, увидев Мокрица, и спросил:
– Ну что, господин фон Липвиг, поезд до Убервальда, случайно, еще не готов?
Мокриц скорчил мину, которая не обманула бы и ребенка, что, конечно, так и задумывалось.
– Не совсем, милорд, но перспективы светлеют не по дням, а по часам.
– Витиевато. Слишком витиевато. Говори по существу, если ты умеешь, будь добр. У меня, в конце концов, дела государственной важности.
– Сэр, если вы помните, мы закопали на территории города некоторое количество очень древних големов, и вы поклялись, что к ним прибегнут только в случае угрозы национальной безопасности. И прямо сейчас мне бы не помешало несколько десятков этих ребят, сэр, если вы не против, конечно.
– Господин фон Липвиг, ты испытываешь мое терпение. Мне доподлинно известно, что и у тебя, и у твоей супруги есть все инструменты, чтобы попасть в тайник и дать упомянутым големам необходимые указания, но я все же запрещаю тебе заниматься чем-либо подобным. Я полагаю, это связано с железной дорогой.
– Да, милорд, незначительная проблема на пути к успеху.
– Позволь мне говорить начистоту. Если я получу какие-нибудь свидетельства тому, что ты изъял городских големов из их законного хранилища и вдобавок вывел их за пределы города, ты будешь брошен к котикам. Я ясно выразился?
Лицо Витинари было невозмутимым, непроницаемым и безмятежным, как глубокое море, и Мокриц, отвесив поклон, сказал:
– Уверяю вас, сэр, к вам не попадет ничего подобного.