Она обошлась. Каждый день она обходилась без того, чего не хотела хотеть. Без того, что ей не нужно. Отказалась от газировки, энергетиков, полуфабрикатов. На тусовках в «Сфере» весь вечер таскалась с одним-единственным бокалом и старалась не допивать. Любые излишества вызвали бы поток встревоженных кваков, так что Мэй не излишествовала. И это освобождало. Она свободна от дурного поведения. Она избавлена от поступков, которых не хочет совершать, ей можно не есть и не пить то, от чего один вред. Прозрачность наделила ее благородством. Мэй называли ролевой моделью. Матери твердили, что их дочери берут с нее пример, и это обостряло ответственность, а ответственность — перед сфероидами, перед клиентами и партнерами, перед молодежью, которую Мэй вдохновляла, — питала энергией, не давала упасть.
Тут она вспомнила про «Сферический опрос», нацепила гарнитуру и приступила. Она только и делала, что высказывала свое мнение зрителям, это правда, она стала гораздо влиятельнее, но скучала по опрятному ритму, по системе вопрос-ответ. Обработала очередной клиентский запрос и кивнула. Бом-м. Она кивнула снова.
— Спасибо. Ты довольна уровнем обеспечения безопасности в аэропортах?
— Весело, — сказала Мэй.
— Спасибо. Ты хочешь, чтобы процедуры обеспечения безопасности в аэропортах изменились?
— Да.
— Спасибо. Мешает ли тебе уровень безопасности в аэропортах летать чаще?
— Да.
— Спасибо.
Вопросы поступали, она одолела девяносто четыре и сделала паузу. Вскоре раздался неизменный голос:
— Мэй.
Она нарочно не откликнулась.
— Мэй.
Ее имя, произнесенное ее голосом, по-прежнему обладало властью. Мэй так и не выяснила почему.
— Мэй.
На сей раз — как будто Мэй, однако очищенная версия Мэй.
— Мэй.
Она глянула на браслет — в куче кваков ее спрашивали, все ли с ней благополучно. Надо ответить, а то зрители решат, что она поехала крышей. Одна из множества крошечных перемен, к которым потребовалось привыкать: тысячи людей наблюдали то же, что она, имели доступ к ее медицинским показателям, слышали ее голос, видели ее лицо — у нее монитор, плюс она всегда перед той или иной камерой «ВидДали», — и когда в ее обычной жизнерадостности случались колебания, люди всё замечали.
— Мэй.
Хотелось послушать снова, и она промолчала.