– Ну, гости дорогие, в баньке я вас попарила, покормила-попоила, теперь, прежде чем спать уляжетесь, буду спрашивать, а вы – отвечать.

И совсем не по-сказочному звучал ее голос. Не было в нем утеньки-пусеньки, не было сказочного «понарошку». Была странная сила и странная власть. И говорила она так, как человек, который может и имеет право решать чужие судьбы.

– И неверный ответ будет дорого стоить. Ох дорого…

Она сидела, непонятным образом изменившаяся, сложив руки на столе. Грозная могучая женщина с черными змеями-волосами и бездонными провалами черных, как небытие, глаз. И изба изменилась, сделавшись похожей на боярский терем. И кот вдруг явился огромным, со страшными ножами-клычищами и зелеными горящими глазами. Он вытянулся во весь рост, точа стальные когти о косяк. Птицы в темноте закута смотрели, не мигая, красными глазами, чуть сверкая красными клювами, и красным горели глаза козлиной головы за печкой, и ухмылялась она острозубо.

Игорь чуть притянул к себе Анастасию и нащупал рукоять сабли.

– Марену[25] железо не берет, – усмехнулась женщина. – Вы пили мое питье и ели мою еду, тут моя власть. Так-то, гости дорогие… Ответите мне нелживо – помогу вам, чем смогу. Нет – не взыщите.

Она посмотрела на кота. Тот лениво, невзначай зевнул во всю клыкастую пасть. Красную и белозубую.

– Значит, зачем вы тут, я уже знаю. Значит, Анастасия-свет, дочку свою ищешь?

Анастасия побледнела, сжала кулаки.

– Она не только твоя дочь. Батюшка у нее еще есть. Непростой батюшка.

Курица с вороной рассмеялись. Марена цыкнула на них, и они умолкли.

Анастасия выдохнула, чтобы не сорваться, и полуприкрыла глаза. Когда заговорила сквозь зубы, странно тянула звуки, не то готовясь заплакать, не то просто не в силах совладать с голосом от злости.

– Я никому ее не отдам! Понятно?

Марена усмехнулась:

– Уж как не понять… А вдруг муж твой, батюшка ее, тоже ее забрать захочет, а?

Анастасия кивнула, сглотнула и, набрав в грудь воздуха побольше, проговорила, чуть задыхаясь:

– Я… ненавижу я его. Зачем он сделал так, чтобы мы думали, будто он умер? Ладно, я для него, может, ничего не стою, но мать-то почему не пожалел? Дочку почему не пожалел? Значит, не любил он никого из нас. Просто не любил. Никогда. – Она помотала головой. – Все время обманывал – а мы его любили. Он мне больше не муж! – почти выкрикнула она. Помолчала. – Мне кажется, он уже и не человек вовсе. Не живой человек.

Марена подперла голову рукой совершенно по-бабьи.

– Не бывает неживых людей. Они по-другому зовутся.