— У меня не очень много… хмм… ладно, — сказала Шила, вздохнув, — пойдем к матушке, так и быть.

Брант встал. Они пересекли гостиную и спальню. Шила отодвинула засов на двери, ведущей в апартаменты матери.

— Это чтобы она сюда не лазила, когда ей не велят, — объяснила она, открывая дверь. — Мам! — закричала она грозно. — Мам! Ты где!

— Что ты орешь! — раздался голос Фрики из спальни. — Зайди и скажи спокойным голосом, что тебе надо. Раскаряка дурная!

Бранту понравились отношения. В гостиной Фрики пахло красками и скипидаром. Ах да, точно, вспомнил Брант. Роквел. Портрет.

— Постойте здесь, — сказала Шила, идя к двери в спальню. — А то неприлично.

Но Фрика сама вышла из спальни, в халате поверх ночной рубашки.

— Мам, не хватает восьми тысяч трехсот золотых.

— Здравствуйте, Брант. Шила, не кричи, а то у тебя голова лопнет. Не хватает до чего?

— До девяти тысяч.

— Зачем тебе девять тысяч?

— Мне не нужно. Мне люди все сами покупают или дарят. Вот ему нужно, — Шила ткнула пальцем в Бранта.

— Не знаю, есть ли у меня столько, — сказала Фрика. — Сейчас посмотрю.

Она стала открывать ящики и шкафчики. Незаконченный большой портрет Фрики, в полный рост, стоял в углу на мольберте. Пол вокруг мольберта был заляпан красками. Тут же, рядом, помещался ящик с кистями, пигментом, маслом, тряпками, углем, и палитрами. Некоторая часть этого инвентаря не помещалась в ящик и лежала неопрятной горкой рядом. Брант подошел ближе.

Грубо намазанный фон оставлял желать лучшего — в нем сочетались несочетаемые цвета, но, решил Брант, этот аспект Роквел исправит. Гордая государственная поза натурщицы нисколько не напоминала Фрику в жизни, угловатость и худоба были сглажены, платье Роквел, возможно, рисовал отдельно, купив за медяки на какой-нибудь театральной барахолке. Руки, как было отмечено ранее, были у портретной Фрики пухлые. Совсем не ее руки. Длинная шея на портрете была скрыта воротником и сверкающими бриллиантами. Волосы светлее, чем в жизни. Зато лицо было — да, лицом Фрики. Брови были сделаны несколькими лихими мазками и было видно, что они подвижны. Как художник добился такого эффекта — Брант понятия не имел. Глаза с поволокой, часто встречающейся у женщин из Беркли и, очевидно, доставшейся им от славских соседей, смотрели на зрителя чуть насмешливо и ничего не обещали. И ничего не ждали. Брант украдкой обернулся и посмотрел на Фрику, склонившуюся над бюро, разбирающую драгоценности. Глаза на портрете были глазами Фрики до предыдущей ночи.

— А зачем вам девять тысяч? — спросила Шила, надеясь что теперь-то, в присутствии Фрики, Брант не посмеет не ответить.