— Боишься, — удовлетворенно сказала старуха. — Это правильно, ибо ничего хорошего ты от меня здесь не получишь. А может и получишь. Это как мне захочется, по настроению. А не хочешь ли ты, касатик лицемерный, со мною лечь? Вот прямо здесь, в этом доме? Вот честное слово даю, и кровью скрепить могу, что коли ляжешь, я для тебя чего хочешь сделаю. Ты не смотри, что выгляжу я… да… я знаешь какая? Ууу. Тебе такую бабу вовек не встретить. Вот я какая. Не веришь?

— Выпили вы много, — сказал Брант.

— Ты мне тут не считай, сколько я выпила! Нравлюсь я тебе или нет, отвечай? Ну!

— Вы не в моем вкусе, хотя, конечно, есть в мире люди, которым вы могли бы понравиться, — ответил Брант уклончиво.

— Вкусе? Понравиться? Ну ты нахал. Ну ты, брат, изверг. Не в его я вкусе. Хо-хо. Да ты не заигрываешь со мною ли?

— Знаете, нет. Может, дело в обстановке.

— Чем же тебе обстановка не нравится?

— Как-то все здесь… Нет, конечно, дом у вас хороший, добротный, но… не располагает почему-то.

— Обстановка не располагает? Ну-ну.

Старуха повела глазами и обстановка начала меняться. Брант замер, следя, как стены белеют, портьеры светлеют и тончают, потолок поднимается, появляются зеркала и свечи. Плавно и быстро, затхлое помещение превратилось вдруг в прелестную залу в мраморном дворце. На столе появилась скатерть, кувшин сменился бутылью, кружки золотыми кубками. Прогнившие доски пола превратились в гладкий блестящий паркет. И только Нико, старуха, и он сам не изменились. Нико продолжал спать, положив голову на руки.

— А теперь? — спросила старуха злобно. — Лучше обстановка, привереда ты мой лживый? Ляжешь со мной, или в змею тебя превратить?

Ну вот, наконец-то, первая настоящая угроза. Брант даже почувствовал что-то вроде облегчения вместе со страхом. Старуха улыбалась тремя зубами. Крючковатый нос подрагивал, толстые веки не мигали, слюнявые губы блестели, костлявые пальцы с длинными грязными ногтями шевелились, как волосы на голове горгоны.

— Вы со всеми путниками так? — спросил Брант сквозь зубы.

— Как — так? — проскрипела старуха. — Обходительна? Ну, нет. Не каждому я с собой лечь предлагаю. То честь великая, касатик подколодный, лгунишка мелкий.

— А почему на вас такая одежда? — спросил Брант.

— Не нравится? — старуха улыбнулась шире. — Понимаю, понимаю. Все вы, мужчины, привереды. Нет, чтобы оценить женщину, какая она есть, вам одежку подавай красивую. Ну, что ж, пусть будет красивая одежка.

Грязные тряпки, покрывавшие тело старухи, начали плавно сменяться чем-то… гладким, блестящим, и чистым. Шелк. Очень богатый голубой шелк. На морщинистой шее старухи засверкало колье. В Астафии за такое колье любой ювелир не задумываясь предложил бы тысяч тридцать золотых.