— Летом?

— Летом.

Аи задумался.

— Пожалуй, нет. Бабы тараторят. Мужчины умнее.

— Дом-то сами строили? — спросил Зигвард.

— Сами. Не совсем. Помогал тут один. Указывал, чего и как. Не местный.

— Слав?

— Нивериец. Старенький, борода до пояса. Говорит много, но не попусту. Дочка у него. Хочу на ней сына вот женить, а он упирается.

— И где же этот нивериец живет?

— А вон дерево видишь? Вон там. Елка. Вот от той елки направо, верст пять. Или семь.

Зигвард поглядел в означенном направлении. В лучах заходящего солнца «вон там» елок не было, но стояла одинокая сосна.

Зигвард поблагодарил Аи и Иауа, вернулся к шатру, оседлал коня, и поскакал — сперва до сосны, а там направо, по оледенелой тропинке.

Версты через три показалось еще одно поселение. Вообще в Кникиче так везде жили — пучками, и пучки эти названий не имели, а все больше от елки направо столько-то верст. Названия выдумываются, чтобы упоминать в разговорах, а разговаривали тут мало. Впрочем, возможно, более разговорчивые женщины употребляли какие-нибудь названия, но с момента прибытия в Кникич, а прошли уже целые сутки, Зигвард видел только двух женщин — одну с вязанкой дров, другую с ржавым сломанным плугом.

Селение-пучок, как и предыдущие, состояло из хибарок, но в конце единственной улицы высился двухэтажный добротный дом, а чуть в стороне от улицы Зигвард обнаружил наполовину построенный деревянный храм, вполне ниверийского типа. Возможно, строительство прекратилось из-за наступления зимы и должно было возобновиться весной.

Зигвард постучал было в дверь кулаком в рукавице, как вдруг заметил самый настоящий висячий молоток в виде подковы, как в Астафии. Правда, молоток примерз к двери, так что стучать кулаком все равно пришлось. А потом еще стучать, поскольку что-то никто не отзывался.

Но вскоре раздались ленивые шаги, послышалось ругательство на ниверийском, и дверь отворилась. Рыжая, конопатая, молодая женщина смотрела наглыми зелеными глазами на Зигварда.

— Ао? — сказала она.

— Добрый вечер.

— Эо уи Нивер маа! — возмущенно сказала женщина.

— Простите, с местным наречием я не знаком, — сказал Зигвард по-славски.