— А кто увез?

— Известно кто. А меня по башке моей недалекой — бах! Сзади.

— Хок, — предположил Брант.

— Нет, не Хок.

— Откуда тебе-то знать, если тебя сзади по голове.

— Не такая я дура, — сказала служанка. — То есть, дура, конечно, непролазная, но не такая. Не до такого курсу все-таки. Как она сзади-то подошла, так я ее в зеркале увидала, но не показала виду, что увидала.

— Почему же?

— А покажи я вид, что вижу, мне б не по башке моей мордатой стукнули, а задушили бы к свиньям. Она бы и задушила.

— Кто — она?

— Известно кто. У Фалкона проклятого только она одна такая и есть. Век бы ее не видала — счастливая была бы. Здоровенная такая тетка. В мужском платье. Вроде как на охоту собралась. Шила, дура, тоже так одевается. Вот — все как на духу! Расскажите всем, святой отец, сюда ведь много народу шляется, суеверия опять в моде, пусть все знают — госпожа моя чиста, никого не предавала. И пусть до властей дойдет! Хотела она, госпожа моя, жить счастливо, да не дали ей. Вот он вот, — она снова показала жирным пальцем на Бранта, — не уберег. Любил ведь — чего ж не уберег? А что она не любила — так можно ли ее судить? Семнадцать лет она одна — поживи-ко так.

Редо внимательно посмотрел на Бранта.

— Домахались мечом? — спросил он. — Ну-с, чего ж это вы тут торчите? Надо ехать.

— Как это не любила? — спросил Брант. — Любила.

— Тебя-то? Нет. Любила, это точно, все это время, да только не тебя. Не взыщи, милок. Не такого полета ты птица оперенная, чтобы ей тебя любить. Возомнил ты о персоне своей не по чину. Я вот тоже ее любила — но ведь не как равнозначную, пойми ты! Не нам с тобой, людям маленьким, ее, золотую мою, как равнозначную любить!

— Кого же это она любила? — спросил Брант, хватая служанку за толстую шею. — Отвечай! Кого?

— Ай, пусти, злодей-вредитель! — закричала, а затем захрипела служанка, выкатывая круглые глаза.

Редо положил Бранту руку на плечо.

— Очнитесь, молодой человек.

— Отстаньте! Кого?!

— Брант! — крикнул Редо. — Не все ли вам равно?