Мечи они привязали к спинам перевязями, незажженные факелы взяли левой рукой, и соскользнули в ров.
Возле подъемного моста лежала груда камней, предназначенных, возможно, для дальнейшего укрепления строения. Во всех других местах стена замка была гладкой, без кромок. Брант и Хок выбрались на камни.
Ближайшее смотровое окно находилось чуть справа и футов тридцать над ними, но в десяти футах кверху был карниз. Хок подсадил Бранта, и тот легко взобрался наверх. Тут же обнаружился крюк в стене, к которому Брант привязал веревку, сбросив Хоку другой ее конец.
Щели и уступы начинались прямо от карниза. Брант и Хок перевели дыхание, сидя рядышком и наблюдая за стоящим на страже по ту сторону рва Нико.
— Скажите, вы были в то утро у Авроры? — спросил Хок.
— Между нами ничего не было, — ответил Брант.
— Но ведь вы там были? И вылезли в окно?
— Да.
Хок кивнул.
— Что ж, — сказал Брант, — заберемся повыше, а вы меня оттуда скинете, вон как раз на те камешки. Зигварду скажете, что я погиб при исполнении долга, если он вообще соберется обо мне спросить.
— Я ведь, вроде бы, обещал вам, — сказал Хок.
— Знали бы вы, — сказал Брант, — как я не люблю, когда мне обещают. Сразу начинаешь думать — сдержит он обещание или нет?
— Пойдем, — сказал Хок. — С вами, я вижу, не сговоришь.
Они начали карабкаться по щелям и уступам. Брант первым добрался до смотрового окна и нырнул в него. Пол оказался ближе, чем он рассчитывал, и он чудом не вывихнул себе кисть и не разбил лицо. Хок вскоре присоединился к нему.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. РАСПАД ТРИУМВИРАТА
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. РАСПАД ТРИУМВИРАТА
Только два помещения во всем замке были меблированы современно и уютно. Во всех остальных царил исторический, пропахший пылью и затхлостью полумрак и висела паутина.
Гостиная и спальня находились на третьем от земли уровне. Пленниц обслуживали повар и служанка, оба артанского происхождения, не понимающие ни по-ниверийски, ни по-славски. Последнее выяснилось, когда Фрика попыталась заговорить со служанкой на этом языке. Служанка, незлая пожилая женщина, улыбнулась добродушно и сказала по-ниверийски, «Нэ панымайу», а затем прибавила что-то вполне доброжелательное по-артански.
Пищу подавали очень простую — гречка, пшенка, баранина, курятина — но очень лихо сдобренную специями. Мать и дочь спали в одной кровати — другой не было. В туалетной, куда вела небольшая дверь из спальни, никто не убирал, поэтому Шила и Фрика условились выплескивать содержимое горшков в небольшое смотровое окно, в реку — окно, увы, было слишком узкое для побега. В гостиной и спальне окна были забраны решетками. Четверо охранников постоянно дежурили у единственного входа в эти «апартаменты». Хватило бы и двух, но расчет Фалкона был на то, что двое всегда смогут между собою договориться, а у четверых договоры (после того как, например, одного из них подкупили) займут не менее недели.