– Что?
– Как надолго ты можешь задерживать дыхание, дружище?
У Лукасинью кружится голова. Голод, изнеможение, холод. Теперь ему придется снова обнажиться посреди холодной поверхности Леди Луны.
– У меня есть булавка Лунного бегуна, – говорит он, стуча зубами.
– Бляха-муха, да ты у нас богатенький мальчик. Лунная гонка – это десять, пятнадцать секунд. Нам надо снять старую изоленту, засунуть пакет внутрь и снова тебя обмотать. Сорок, может, шестьдесят секунд?
Это может его убить. Холод его убьет. Может убить, убьет. Леди Луна снова принимает решения за него.
– Я справлюсь, – говорит Лукасинью.
– Вот молодец. Дыши глубоко одну минуту, а потом разгерметизируй шлем. Мне надо будет подключиться к ИИ твоего пов-скафа.
– У меня есть лента, – говорит Луна, пока Лукасинью отцепляется от ее жесткого костюма.
– Умница. Шарлин, Эфрон.
Цзиньцзи переключает костюм на подачу чистого О2. Он бьет Лукасинью как топор. Он едва не падает, и его подхватывают чьи-то руки. Он дышит глубже, еще глубже, насыщая мозг и кровь кислородом. Он победил в Лунной гонке. Он голым пробежал по поверхности Луны пятнадцать метров. Это легко. Легко. Но для Лунной гонки давление больше часа снижали до микроуровня. Теперь все случится мгновенно. «Человеческая кожа – надежная поверхность для поддержания давления…» Пов-скаф, урок номер один. Требуется лишь нечто плотное, чтобы поддерживать это давление, удерживать воду и сохранять тепло.
«Разгерметизация костюма через пять…»
Лукасинью опустошает легкие. В вакууме надо выдохнуть, чтобы не разорвались легкие.
«…две, одну…»
– Приготовиться, – командует Малькольм.
«Сброс».
Визг уходящего воздуха затихает, когда Цзиньцзи опустошает костюм. Лукасинью беззвучно кричит от боли, пронзающей оба уха. Подступает Шарлин с ножом, аккуратно разрезает ленту и отворачивает концы.
– Держись, парень, держите его.
– Готово.
Приходит обжигающий жар – Малькольм засовывает под плотную ткань термопакет. Лукасинью надо дышать. Он должен вдохнуть! Его мозг отключается клетка за клеткой. Его сотрясают конвульсии. Откуда-то с вышины доносится слабый женский голос, точно голос святой: «Держите его!» Лукасинью открывает рот. Пусто. Расширяет легкие. Пусто. Вот как умирают в вакууме: все закрывается, сужается, пульсирует. Едва слышные, далекие голоса; железные руки его не отпускают, все горит.