Он попытался опустить руки в воду, сползая по стене и опираясь на нее спиной – больно было ужасно, но лужица неожиданно оказалась намного глубже, чем он ожидал. Наверное, эту ямку вырыли нарочно, чтоб медведь мог оттуда пить. Полы полушубка все равно промокли, в воде плавали крупинки льда, но руки холода не чувствовали. Нечай выждал пару минут, давая ремням намокнуть как следует, и едва не упал в лужу, когда старался подняться. От напряжения снова начала кружиться голова, и пришлось некоторое время сидеть на ногах идола, чтоб прийти в себя.

Дыхание – хриплое и посвистывающее – успокоилось не сразу, и в наступившей тишине Нечай отчетливо расслышал потрескивание костра неподалеку и тихие голоса: его охраняли. Интересно, сколько их? А впрочем, даже если их всего двое, они успеют поднять шум, если попытаться выломать дверцу в потолке. Днем Нечай не обратил внимания, закрыли его на замок или на засов. Если на засов, то не все потеряно, главное – освободить руки.

Промозглый холод быстро полез под полушубок, стоило несколько минут посидеть неподвижно, и Нечай начал потихоньку тянуть руки в стороны, до дрожи напрягая локти и плечи. Мокрая кожа, наконец, подалась – он почувствовал, как закололо затекшие пальцы, когда ремни немного ослабли. Он дергал их в стороны с удвоенной силой, стирая запястья в кровь; к рукам постепенно возвращалась чувствительность – они заныли от холода, но и пальцы теперь могли шевелиться.

Нечай потерял счет времени, очень устал и боялся, что ремни высохнут и перестанут тянуться, но, в конце концов, извернувшись и ободрав кожу, выдернул руку из спутывающих запястья ремней: от облегчения бухнуло в ушах, и перед глазами поплыли светлые полосы.

Руки тряслись, как у немощного старика, плечи двигались со скрипом, а разогнать кровь, пошевелив ими как следует, было слишком мучительно. Нечай отдыхал долго, пожалуй, непозволительно долго – к нему подбиралась дрема, холодная дрема: глаза слипались, унималась дрожь, костер пощелкивал горящими ветками прямо у ног, и тихие голоса дворовых нашептывали что-то успокаивающее.

Голова тяжело упала на грудь, и Нечай не понял, разбудило его это движение, или голос Гаврилы, донесшийся сверху:

– Не спите? Это хорошо… Смотрите, Туча Ярославич не простит, если упустите.

Дворовые оживились, голоса стали громче – похоже, они тоже засыпали. Наверняка, в тулупах до пят, да перед горячим костром – чего ж не уснуть? Впрочем, наверху гораздо холодней.

– Я вот вам горячего сбитня принес, погрейтесь немного… – хорошо поставленный голос расстриги звучал отчетливей остальных.