– Бейр.

Крэйн вздрогнул и обнаружил, что машинально прикрыл глаза. Он лежал, вытянувшись во всю длину нальта, и белесые пылинки танцевали перед его лицом в ярко-желтых пятнах Эно. Лайвен закончила перебирать олм и сидела на корточках напротив него – твердая, окостеневшая, лишь лицо живое.

– Чего?

Она приблизилась. Тонкие скулы казались еще бледнее, чем обычно, но глаза были прежние, знакомые.

– Ты еще хочешь быть шэлом?

Он не удивился. Маска, заменявшая ему лицо, уродливо исказилась. Так он улыбался.

– Что? – спросил он на всякий случай.

– Ты еще чувствуешь в себе силу быть шэлом?

– Ты что, тайлеба объелась?

Лайвен сдула со щеки прилипший длинный волос и обтерла руки от бледно-желтой крупной трухи олма.

– Брось… – Она помолчала, сдувая с длинных пальцев последние песчинки. Они поднялись в воздух вместе с пылью, закружились в свете Эно. – Неужели ты думаешь, что можно молчать всю жизнь? Я же вижу – тебе плохо. Ты думаешь. О себе, да?

– Я всегда думаю. Ничего другого не остается. При чем тут шэл?

– Ты – шэл Алдион. Крэйн.

Она сказала это просто, не напрягаясь. И по ее лицу Крэйн понял, что она знает.

– Я говорил?

– Конечно. Еще в Трисе, когда тебя крючило от тайлеба. Нотару не слышал, я его отсылала к хеггам, знаю только я. Не бойся, Хеннар ничего не знает. Это не тот человек, с которым я стала бы делиться подобными известиями.

– Ну и как это – разговаривать с бывшим шэлом?

– Нормально. Мне просто интересно, хочешь ли ты вернуть себе… что было раньше. После всего, что с тобой было. Как это – чувствовать себя тем, кем ты не являешься?

– Отвратительно, – сказал он. – Такое ощущение, что пытаешься вжиться в чужое тело. Зная, что родное навсегда сгинуло. Ты это хотела узнать?

– Не знаю. Наверное.