— Поверь мне, я достаточно насмотрелась на твоего папашу, а потом на Нессу, и чокнутых на вере сразу вижу, — говорила она Эльфабе. — Ему бы, дурню, поучиться у солдат, как быть мужчиной, а он, вишь ты, прячется от них.
Зато Лир был на седьмом небе от счастья. Он неотступно следовал за капитаном Вишнекостом, пока его не прогоняли, носил солдатам воду, чистил сапоги — словом, был в них влюблен и не скрывал этого. Таскаясь за ними по пятам, пока они исследовали местные долины и помечали места, где можно перейти реки вброд и где лучше поставить маяки, Лир набегался и надышался свежим воздухом, как никогда раньше. Прежде сутулый, он стал держаться прямее. Солдаты почти не обращали на него внимания, но и не гнали, что мальчик принял за дружбу.
Сестры, пожиравшие новых гостей голодными взглядами, остужали себя рассуждениями о том, какого рода люди идут на военную службу. Но это было непросто.
Изменилась и жизнь Саримы. Она попросила у крестьян еды для солдат. Те с ощутимым недовольством, скорее из страха, чем из гостеприимства, стали носить в замок молоко, яйца, сыр и овощи. Почти каждый вечер на столе появлялась рыба из колодца, ну и конечно, дичь: куропатки, горные фениксы, детеныши птицы рухх. Военные проявили себя искусными охотниками и никогда не возвращались с пустыми руками. Видимо, они-то и помогли Сариме отвлечься от горя, по крайней мере вернули хозяйку к столу. Глядя на это, няня одобрительно качала головой.
Одна Эльфаба оставалась неумолимой. Каждый день она бранилась с капитаном: запрещала ему брать с собой Лира, а тому — крутиться возле отряда. Безрезультатно. Первые материнские чувства, которое она познала, — беспомощность и бесполезность. Эльфаба не представляла, как человечеству вообще удалось выжить больше одного поколения: она готова была задушить Лира, лишь бы уберечь его от влияния солдат, которым он стремился подражать.
Чем больше Эльфаба пыталась выпытать истинные цели отряда, тем вежливее и сдержаннее был с ней капитан. Она никогда не была сильна в светских манерах, а этот вояка — кто бы мог подумать? — владел ими в совершенстве. В разговорах с ним Эльфаба чувствовала себя такой неотесанной деревенщиной, будто снова оказалась среди студенток Крейг-холла.
— Да не расстраивайся ты так, уйдут они, куда денутся, — внушала няня, которой в ее годы все действительно казалось если не страшной катастрофой, то ничтожной мелочью.
— Сарима говорит, что прежде не видела людей Гудвина в Винкусе, этими краями раньше никто не интересовался. Если и забредал сюда какой-нибудь редкий географ, то надолго не задерживался. А теперь появился целый отряд. Думаешь, почему? Тебе не кажется, что Гудвин обращает свой жадный взор на здешние земли?