Что же она увидела? Картины мелькали, словно в дрожащем пламени свечи, только сильнее, резче. Люди двигались какими-то рывками. Они были пустыми, бесцветными, одурманенными, сумасшедшими. Монолитами высились, холодные и жестокие здания. Дули порывистые ветры. То и дело появлялся Гудвин, маленький человечек на общем фоне. На окне магазинчика, откуда он понуро вышел, ведьма разглядела какие-то слова. Невероятным усилием воли она заставила себя проснуться и записать их, пока не забыла, но вышла какая-то абракадабра: «Ирландцев не принимаем».

В другой раз ей приснился кошмар. Опять все началось с Гудвина. Он шел по песчаным холмам, поросшим высокой колючей травой, похожей на тот камыш, которым старая квадлинша хлестала Фрекса, — тысячи тысяч травинок, волнующихся на ветру. Вот он спустился с последнего холма и вышел на широкую песчаную гладь, разделся, глянул на карманные часы, словно запоминая этот исторический момент, и потом голый, сутулый пошел дальше. Когда ведьма поняла, куда он направляется, то с криком ужаса попыталась проснуться, но не смогла освободиться от сна. Это был бесконечный мифический океан, и Гудвин входил в него сначала по колено, потом по пояс, затем по грудь. Тут он задержался, поежился от холода, поплескался, а затем продолжил свой путь и скрылся под водой, как когда-то Эль-Фааба скрылась под струями водопада. Океан всколыхнулся, зароптал и с рокотом выплеснул Гудвина на берег. Раз за разом все тяжелее входил Гудвин в воду, и всякий раз океан отбрасывал его обратно. Сколько настойчивости и упорства было в этом старике — неудивительно, что он покорил целые народы. Сон закончился тем, что Гудвина снова выкинуло на берег, и он заплакал от собственного бессилия.

Ведьма проснулась в ужасе, хватая ртом воздух и ощущая соленый привкус во рту. С тех пор она перестала принимать волшебный эликсир, а вместо этого по няниным рецептам и записям в «Гримуатике» приготовила бодрящее снадобье. Если она заснет, то может опять увидеть эту зловещую необоримую водную стихию. Уж лучше совсем не спать.

— Твою маму тоже мучили кошмары, — сказала няня, выслушав ведьму. — Она жаловалась, что видит во сне жестокий город. Она так из-за тебя горевала — из-за твоей кожи, дорогая, не смотри на меня так, какой матери легко объяснять, почему у нее родилась зеленая дочка, — что глотала пилюли, как конфеты, когда ждала Нессарозу. Если бы твоя сестра была жива, она могла бы в какой-то степени винить и тебя за свое несчастье.

— Скажи лучше, няня, откуда у тебя этот пузырек? — спросила ведьма, наклонившись над ее здоровым ухом. — Посмотри на него повнимательнее и постарайся вспомнить.