— Тихо, тихо, — сказала ему долговязая тощая девица в черном бесформенном балахоне. Волосы ее были выкрашены во все цвета радуга, а лица я не мог разглядеть. Вот если бы она поближе подошла… Хотя какое мне дело до ее лица? Не знаю, зачем она пришла, но явно не для того, чтобы со мной целоваться.

И откуда она взялась на мою голову? — обреченно подумал я. Какая-то чужая девица; впрочем, мне все чужие… Хотя такую разноцветную прическу я уже однажды видел. Где, когда? Не могу вспомнить. Наверное, очень давно. Теперь молодежь так не красится. Или уже снова красится? За чем, за чем, а за модой я уже давным-давно не слежу.

— Хочешь сказать, ты меня не узнал? — возмутилась крашеная. — Ну, знаешь, это уже слишком. Просрать свою единственную и неповторимую жизнь — дело житейское, почти все так делают. Но забыть ее — это перебор. Зачем тогда было жить, если даже памяти не осталось?

Я понимал, что сейчас самое время рассердиться, — ишь какая, вошла в чужой дом без спроса, «тычет» старому человеку, оскорбляет, я сейчас полицию… Но почему-то стал отвечать — торопливо, взахлеб, словно это был мой единственный шанс выговориться:

— Не знаю зачем. Сколько себя помню, всегда спрашивал: зачем? И не нашел ответа… Помню, однажды, давно, я тогда был еще очень молодой, мне сказали, что все будет, как я захочу. Один человек сказал, а я поверил. Не помню почему, но поверил, как дурак. И стал думать, чего же я на самом деле хочу. Даже решил записать. И записал: «Я хочу, чтобы все исполнилось смысла». Но оно все равно не исполнилось. Наверное, тот человек просто надо мной посмеялся. Или я что-то сделал не так…

— Совершенно верно, — мрачно сказала девица. — Что-то ты точно сделал не так. Угадай что.

И тут я ее наконец узнал. Наверное, потому, что видел ее в те самые дни, которые только что вспоминал. Художница из Праги. Марина, что ли. Или не Марина? Она еще такие дурацкие матерные стихи сочиняла, когда рисовала… Но почему она такая молодая, когда я старый? Так не должно быть. Это… это нечестно.

— Ма… Нет, Мирра, — сказал я. И сразу успокоился — и насчет ее возраста, и по поводу якобы незапертой двери, и разбитой кружки заодно. Ясно же: я еще сплю, и мне снится, что я разбил кружку и не запер дверь, и в дом вошла девушка, которую я знал много лет назад. А когда я проснусь, все будет в порядке, даже младенец, чьи вопли я слышал сквозь сон, к тому времени благополучно заткнется. И шея не заболит, и поясница, и даже колени. Я встану, проверю дверь, и она будет заперта. А потом я сварю кофе, понесу его наверх и не уроню кружку, и сам не упаду. У меня будет очень хорошее утро, когда я наконец проснусь.