– Копать! – поддержал кто-то с другой стороны.
Рабочие нехотя принялись долбить, расширяя и углубляя земную рану.
Стрый неспешно въехал на холм. Мимо катили телеги, груженные острыми кольями, возницы кричали приветственно. Воевода отвечал кивками. Ивашка, ошалевший от почета, оказанного новому хозяину, вжался в витязя. В темноте белело его взволнованное лицо.
Гором вошел в рощу невысоких деревьев, копыта застучали по утоптанной тропе. Стрый недовольно оглядел яблоневый сад, почти доходящий до стен: говорил же князю, что сметливый ворог укроется за деревьями, подожжет на хрен, а под прикрытием дыма сделает что угодно. Но нет, Яромир яростно отстаивал деревца, посаженные ради жены восемь или девять лет назад. А какой от них толк? Весной, правда, лепота сказочная, но…
Стрый устало вздохнул. Гором въехал в ворота, и людской гул рванулся навстречу: город спать не собирался.
– Стрый! Стрый вернулся! – крикнул кто-то со стены.
Воевода почувствовал прицел десятков глаз, ощерился: чай не девка красная, глядеть неча.
Крикун с грохотом сбежал со стены. Гором с недовольным ворчанием притормозил, чтобы не раздавить бросившегося под копыта человека.
– Батюшка! Вернулся! – залопотал седовласый дядька, согнутый в поклоне пополам. – Слава богам, а то князь наш всех на стены выгнал, спать не велит. Хуже того, заставляет работать!
Стрый поморщился брезгливо, вон, люди смотрят, неловко.
– Будет, Короед. Ступай домой, я разрешаю.
Короед взвизгнул обрадованно, метнулся молнией, разъяренный рык воеводы догнал его уже на конце улицы:
– Вернись, собака, не всё сказал!
Ключник мигом вернулся, уставился выжидательно. Стрый ссадил пастушка, сказал строго:
– Возьми Ивашку, устрой в доме, да не в будке, а в приличной комнате. Отмой, накорми, напои, дай одежу. Вернусь, и ежели что не так – шкуру спущу. Понял?
Короед закивал часто-часто, подхватил растерянного мальчишку под мышку. Стрый глазом моргнуть не успел, как ключник исчез. С усмешкой покачал головой, спросил у проходящего ратника, где князь: на стенах али в палатах?
– На северной стене, воевода-батюшка, – ответил воин почтительно. – Прясло поправляет.
Гором двинулся. Небо слабо дотлевало, ночь властно вступала в права. Людей на улицах было многовато, улицы оружейников шумели рабочей жизнью.
В воздухе висело напряжение, пока смутное, смешанное с недоумением, но скоро оно загустеет, как кисель, – когда у стен встанут полки врага.