– Попадет тебе за стадо.

Ивашка всхлипнул:

– А!.. Дядька Нечай задницу исполосует. А рази виноват, что окрестная нечисть взбушевалась?

Железная стена за спиной насторожилась, великан спросил недоуменно:

– Не первый раз, что ли?

– А то, – сказал малец запальчиво. – У соседей корову леший задрал, шуликуны озоруют, а обдериха в бане взбесилась: прикинулась мочалкой, дядька Панас стал тереться, разодрал мясо до кости. А мне дядька доверил общее стадо. Как теперь вертаться? Тяжко без коровушек, ить война скоро.

– Война, – прогрохотал могучан раздраженно. – Что слышно, Кременчуг цел?

Ивашка обернулся, жесткие волосы бороды накрыли лицо.

– Перун с тобой, витязь. Конечно, стоит, что ему сдеется? Степняки, как дядька Нечай сказывал, токмо веси жгут, лютуют без меры, женщин хватают и… как это… пользуют. Города не берут.

Огромная ладонь пригладила мальчишечью голову с неожиданной теплотой и заботой. Гором фыркнул обрадованно, ноздри широко растопырились, хватая потеплевший воздух. Стволы покорно расступились, в глаза плеснуло закатным светом, глаз радовало открытое поле.

Ивашка поглядел поверх конской головы, ахнул: небо было поделено на половины. Верхняя, нежно золотистая, заливала остатки облачного пуха густым медом. Середку перечеркивала гряда темных облаков, с золотистой каймой сверху, снизу – темно-багровой. В прорехе облака лукаво горел бледно-желтый глаз, нижняя половина неба густела багрецом, ровным, как загар у смерда. Небесное великолепие держала черная резная подставка.

Стрый сощурился, внимательно осмотрел Кременчуг: дома слиты в темные блоки, редко где мелькнет золотистая искорка. Взгляд споткнулся, не сразу разглядел мелкие, словно мураши, фигурки: копошатся на защитном валу, как черви после дождя.

– Дяденька, – сказал пастушок робко, – весь в другой стороне, мне туда бы, – закончил он почти моляще.

Воевода отвлекся от созерцания города, спросил насмешливо:

– И что там делать будешь?

Ивашка насупился, зад кольнуло, будто дядька Нечай уже выходил пряжкой.

– У тебя, кроме дядьки, никого, что ли?

– Да, – ответил пастушок горько.

– Так на кой тебе оставаться нелюбимым братучадом? Отправляйся в город, пристрою в хоромах, согласен? – бухнул Стрый дружелюбно.

У Ивашки зашумело в голове, грудь раздалась в стороны до треска ребер, не в силах сдержать волнение.