Хотя, возможно, в этом году купальщики будут осторожнее – благодаря печальному опыту Кристы и Алека.
Юноша потер ожоги, время от времени напоминающие о себе резкой болью, от которой сводило пальцы. Через полгода, сказали целители, боли ослабнут, года через три прекратятся совсем. Шрамы на всю жизнь, разве что специально иссечь бугристые белые полоски.
– Помоги…
Алек отвлекся от созерцания собственных пальцев, Лина стояла к нему спиной, потянула завязки рубахи.
Молодой вой скрипнул зубами. Эти обычаи Фременов… Еретики, истинно Еретики! От мысли о том, что все мужчины рядом видят то же, что и он, мутился рассудок.
Лина забрела неглубоко, обернулась. Алек едва не обратился в бегство.
– Ну, чего ты?.. – вчерашними ночными словами, вчерашним голосом спросила она. Алек разделся медленно и в пене брызг вбежал в воду.
Они плавали наперегонки, потом долго лежали на мелководье. Вокруг резвились малыши. Взрослые и подростки купались на стремнине. Летнее солнце жгло.
– Убивать… страшно?
– Очень…
Из-за какой-то глупой юношеской фанаберии он чуть было не ляпнул, что убивать
Что это было? Неужели одно слово, сказанное или несказанное, может так изменить жизнь?
– Я рада…
– Что? – Он пошарил в пустоте и вернул себя в настоящее.
– Рада… что тебе страшно убивать.
Опять странное, мгновенное в реальности и вечное в Живе ощущение. Опять они слишком долго смотрят друг другу в глаза.
– Потому что иначе я бы не смогла…
Не договорив, Лина вдруг вскочила, разбросав радужные вееры брызг, прыгнула в глубину. Белое тело ушло в темную воду. Она была удивительно похожа на свой рисунок в Живе, светлая, невесомо скользящая в ореоле отблесков на дне.