Днем я переживал, что она так сильно меня любит. Я понимал, что в будущем ничего, кроме горя, наши отношения принести не могут. Она никогда не станет мне женой в моем мире. Как-то раз Оликея отвела меня туда, где между двумя деревьями повесила своеобразные качели. Они были низкими и очень большими, и, прежде чем я успел что-либо понять, она показала мне, как с их помощью можно совершенно по-новому совокупляться. Позже, когда я полулежа отдыхал в них, Оликея устроилась рядом, прижавшись ко мне всем телом. Ночь выдалась благоуханной и безветренной, а от ее тела исходило тепло. Внезапная сентиментальность охватила меня. Оликея заслуживала большего, чем обычные плотские утехи.

И я решился объяснить ей все это. Я был негодяем, использовавшим ее и позволившим ей привязаться ко мне, в то время как сам ничего не мог ей предложить. Я пытался попросить у нее прощения за то, что дал ей увлечься мной. Более достойный мужчина, без сомнения, отверг бы ее предложение.

Однако мои объяснения лишь сбили Оликею с толку. Я смотрел на черное переплетение ветвей на фоне звездного неба и искал слова, звучания которых на ее языке я не знал.

— Я недостоин твоей любви, Оликея, — просто сказал я наконец. — Боюсь, у тебя есть планы и мечты о будущем, которого не может быть.

— Любое будущее может быть! — посмеявшись надо мной, ответила она. — Если бы было иначе, если бы будущее было определено, оно бы превратилось в прошлое. Ты говоришь глупости. Как будущее может быть невозможным? Неужели в твоих руках сила богов?

— Нет. Но я говорю о вещах, которые не смогу или не захочу сделать, Оликея. — Теперь, когда я решил с ней поговорить, эти слова звучали еще холоднее и жестче, но куда хуже было бы позволить ей заблуждаться насчет нашего светлого будущего. — Оликея, мой отец выгнал меня из дома. Я сомневаюсь, что смогу когда-нибудь вернуться туда как признанный сын, а иначе я туда не вернусь никогда. Но даже если бы это случилось, я бы не смог взять тебя с собой. Он бы не принял тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Я не понимаю, с чего ты взял, что я захочу туда отправиться. — Оликея была искренне озадачена. — Или с чего бы я позволила тебе «взять» меня туда. Разве я мешок, который можно унести с собой?

Я понял, что должен выражаться еще откровеннее.

— Я никогда не смогу на тебе жениться, Оликея. Ты не сможешь стать моей… — Я попытался вспомнить спекское слово и понял, что мне оно неизвестно. Тогда я воспользовался гернийским: — Женой. Ты никогда не станешь моей женой.

Она облокотилась мне на грудь и сверху вниз заглянула мне в лицо.