Доктор Даудер, всегда выступавший в защиту алкоголя как средства для успокоения нервов, подобрал наилучшее сочетание рома и настойки опия, притуплявшее ужас конца дороги для каторжников и солдат. Работы продолжались — не так быстро, чтобы радоваться в любых других обстоятельствах, но с неуклонностью, удивительной для последних нескольких лет строительства.

Как упоминал Эбрукс, это была грандиозная задача. Прежде чем тянуть дорогу дальше, следовало распилить на куски три огромных срубленных дерева и убрать их с пути. Если верить Эбруксу и Кеси, действия рабочих напоминали военную операцию. Один отряд, одурманенный до нужного состояния алкоголем и настойкой опия, пилил ствол — в то время как другой оттаскивал куски дерева. Обрубок выволакивали за пределы «зоны ужаса», и там за него принимались трезвые заключенные. Передовые отряды работали по часу, после чего им на смену приходили свежие силы. Медленно, но неуклонно срубленные деревья уменьшались в размерах. Вперед уже выслали отряд с заданием наметить следующие деревья, которые будут срублены. Настроения в Геттисе заметно улучшились — и не только из-за продвижения дороги. Полковник Гарен, посоветовавшись с доктором Даудером, решил, что более мягкое зелье Геттиса должно быть доступно любому жителю города, который почувствует необходимость в такой поддержке. По словам Эбрукса, большую часть времени весь город находился под воздействием зелья. У меня не было возможности в этом убедиться, но я заметил, что и от него, и от Кеси попахивает ромом.

Я не отваживался ездить в город. Только я понадеялся, что страсти по поводу исчезновения Фалы улеглись, как ее тело было найдено. Фалу задушили кожаным ремнем, а тело спрятали в куче грязной соломы за конюшнями. Сверху труп занесло снегом и новой соломой, вычищенной из стойл, иначе его обнаружили бы гораздо раньше. Его нашли, когда город начали приводить в порядок перед проверкой и солому стали грузить в фургон, чтобы вывезти за пределы Геттиса.

Я не хоронил Фалу и даже не присутствовал на похоронах. Полковник Гарен подтвердил, что он в курсе городских слухов настроений. В день похорон он приказал мне отправиться к концу дороги и принять участие в работах. Я жалел, что не могу отдать последний долг женщине, которая, хоть и ненадолго, стала мне утешением. Позднее я услышал от Кеси, что похороны превратились в светскую вечеринку для дам, как он выразился, поскольку все дамы со свистками пришли на кладбище проводить Фалу в последний путь. Мне кажется, тем самым они хотели дать понять мужчинам Геттиса, что не потерпят дурного обращения с любой женщиной, к какому бы сословию та ни принадлежала. Я не осмелился спросить, была ли среди них Эпини.