Костоправ нахмурился, словно я разом выдал все возможные, тайны, но сказал лишь:

– Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, чтоб кто-нибудь остался с тобой?

Он понимал, что значила для меня Сари.

– Вот откуда я начал проваливаться в прошлое, капитан. Пока семья была со мной, они меня успокаивали, если в голове начиналась заваруха. Ты вправду хочешь мне помочь? Поправь Тай Дэю руку. А там – иди, делай, что должен.

Костоправ кивнул и сделал легкий жест, обычно означавший: «Трогай!» Сейчас этот жест говорил куда больше. Он говорил, что однажды утром Нарайян Сингх проснется и увидит, какую бурю посеял. Нигде в мире для него больше нет безопасного места.

Я поднялся и угрюмо направился в спальню. Позади застонал Тай Дэй – капитан выправлял его руку. Занимаясь этим, Старик раздавал приказы, означавшие значительную интенсификацию военных действий.

Дядюшка Дой последовал за мной.

Свершившееся причиняет меньше боли, чем предчувствия грядущего. Я снял с шеи жены румель и некоторое время стоял с ним в руке, глядя на нее. Душила, должно быть, был настоящим мастером. Шея ее не была сломана, и даже кровоподтека на горле не было. Казалось, она уснула. Хотя, взяв ее за запястье, я не ощутил биения пульса.

– Дядюшка Дой, можно, я побуду один?

– Конечно. Но сначала выпей это. Оно поможет тебе отдохнуть.

Он подал мне какую-то жидкость, пахнувшую на редкость омерзительно.

В первый ли раз?

Он ушел. Я в последний раз лег рядом с Сари и держал ее за руку, пока снадобье не растеклось по телу, призывая ко сну. Я передумал все обычные мысли, вынашивая обычные планы мести. Потом в голову пришло немыслимое: может, и хорошо, что это случилось до того, как Сари по-настоящему успела узнать, что значит принадлежать к Отряду.

Я вспоминал великое чудо нашей семейной жизни.

Мысли мои были и здравы, и безумны; в меня вселился благостный покой, неизбежный при близости всякой безвременной смерти. Я уснул. Но даже в царстве снов не мог обмануть боли. Мне снились жестокие сны, от коих я откажусь, пробудившись. Похоже было, что сама Кина насмехается надо мной, подсказывая, что триумф был великолепнейшим обманом.

* * *

Когда я проснулся с трещавшей после Доева снадобья головой, Сари рядом не было. Поднявшись, я принялся обшаривать комнаты, пока не наткнулся на матушку Готу. Старуха чаевничала, разговаривая сама с собою – точно в том же тоне, как и со всем остальным миром.

– Где Сари? – спросил я. – Налей и мне чаю, пожалуйста. Что случилось с ней?

Гота воззрилась на меня, словно я был безумцем.

– Она умерла.