Кровь была свежа, и трупы до сих пор кровоточили. Даже мухи налететь не успели.

Нехотя вошел я к себе, готовый вцепиться зубами во все, что шевельнется.

Потянуло незнакомым запахом.

Развернувшись, я столкнулся с кем-то тощим, смуглым и немытым. Меня отшвырнуло назад. Черный румель обвил мою шею, но из-за намотанной рубахи не смог выполнить то, для чего предназначался.

Я ринулся к своему столу – и тут в затылке вспыхнула острая боль.

– Только не теперь! – мысленно вскрикнул я.

И тьма сомкнулась надо мной.

Очнуться заставила боль. Рука моя была в огне.

Ударившись о стол, я перевернул лампу. Горели мои бумаги, мои Анналы. Горел я сам. Я с визгом вскочил и, едва потушив собственную руку, принялся спасать бумаги. Кроме них, я ничего вокруг не замечал и ни о чем не думал – то ведь жизнь моя обращалась в дым! За дымом ее ждали лишь обитель боли да суровые времена…

Где-то вдали, словно в конце длинного, страшного туннеля, я видел дядюшку Доя, опустившегося на колени возле Тай Дэя. Меж ними и мной лежали три мертвых тела. Двоих, судя по чистым, аккуратным разрубам, сразил Бледный Жезл. Третий был явно убит во гневе. Похоже, противник его вовсе вышел из себя.

Дядюшка Дой прижимал голову Тай Дэя к груди. Левая рука Тай Дэя свисала так, словно была сломана. Правая – обнимала То Тана. Голова пятилетнего мальчонки была как-то странно склонена в сторону. Лицо Тай Дэя было бледно. Сознание – витало в каких-то иных мирах.

Дядюшка Дой поднялся и пошел ко мне. Заглянув в глаза, покачал головой, придвинулся ближе и обнял меня могучими ручищами.

– Их было слишком много. И все произошло слишком быстро.

Я осел на пол.

То было настоящее. То был сегодняшний день. То был новый ад, где мне ни за что не хотелось оставаться.

…обрывки…

…почерневшие обрывки, со слабым хрустом крошащиеся в пальцах.

Побуревшие с углов страницы с полудюжиною начертанных неверною рукою слов, содержание коих более неизвестно.

Все, что осталось от двух томов Анналов. Тысяча часов работы. Четыре года нашей истории. Все это пропало навсегда…