— Почему?! — Девушка, сморщившись, помахала ладонью возле лица. Рыска почему-то считала, что все лекари — люди преклонных годов, степенные и белобородые. Хотя, если подумать, не рождаются же они с бородами… Этому было лет сорок, и брился он не позднее вчерашнего утра.

— Потому что… — Мужчина сдвинул брови, пытаясь распутать клубок захмелевших мыслей, и застонал на зависть Жару. — Потому что мой светик! Любовь моя, Веришечка! Эликсир мой бесценный! Бросила меня!!!

Судя по стоящей на столе посуде, красное вино не утолило столь глубокой скорби и лекарь перешел на напиток собственного, через витую трубку, изготовления.

— И правильно сделала.

К счастью, лекарь был в таком состоянии, что бесхозный голос не показался ему чем-то необычным.

— Да! — с готовностью подхватил он. — Я жалкое никчемное существо, и мне нет смысла топтать земные дороги!

— Вот бы все никчемные существа так считали. — Альк выразительно поглядел на Жара.

Лекарь тем временем вспомнил, от чего его отвлекли, и снова полез на стул.

— А нам-то что делать? — Рыска упрямо вцепилась ему в штанину — просторную, резко пахнущую снадобьями.

— С чем?

— С моим другом! Он отравился! Ему плохо!

— Мне тоже… — всхлипнул самоубийца, плечом вытирая слезу. Руки продолжали сражаться с непослушным узлом.

— Вы же лекарь! Вы должны помогать людям!

— Брось, — презрительно одернул ее Альк. — Какой он лекарь, небось перекупил дело у предыдущего хозяина и втюхивает всем подряд порошки из крапивы.

— Что вы себе позволяете?! — возмутился самоубийца, на миг отвлекшись от петли. — Да я у самого Надея Златорукого учился! У меня благодарственная грамота от наместника имеется!

— За умор тещи? Если он даже не знает, как простое отравление лечить…